Книга: «Волшебные желуди» Тоня Шипулина

Где-то далеко, в деревне недружелюбных рюмов, живёт семилетний Пип.
У него поросячий нос и подвижные, похожие на плоские тарелки, уши.
Он любит вкусно поесть, а в кармане его штанишек, на случай непредвиденной опасности, всегда лежат волшебные жёлуди, тайну которых он пытается раскрыть. А помогать ему в этом будет пронырливый норик по имени Йосло.
Пип и Йосло отправляются в путь, по дороге к удивительным встречам, открытиям и разочарованиям.
Им предстоит найти троих друзей и троих врагов, увидеть очень странных существ и самые неожиданные перевоплощения, и пережить Невероятные Волшебные Приключения…
Глава 1
Наказание поющими ягодами
Существа с поросячьими носами и подвижными, похожими на плоские тарелки, ушами, вовсе не были дружелюбны с незнакомцами, которые, случалось, оказывались в их деревне.
Наделённые от природы даром слышать и чуять чужака на расстоянии, рюмы могли в секунды заставить исчезнуть самое зловещее создание Шумного леса. Именно поэтому они не проявили никакого беспокойства и тогда, когда пронырливый и глупый норик в сотый раз попытался выкрасть их бесценные жёлуди.
Пип рассмеялся и прихрюкнул.
Он хорошо слышал, как неподалёку один из нориков старательно выковыривал длинными костлявыми пальцами сладкую желудёвую мякоть из узкого глиняного горшочка. На вытянутой мордочке незнакомца застыла мечтательная улыбка, круглый нос стал влажным, а острые, торчащие вверхуши затрепетали отнетерпения.
Норик был уверен, что обманул рюмов, и ему вот-вот, через какую-нибудь пару минут, откроется безграничная мудрость — он так долго её искал.
Можжевельник, за которым прятался норик, хоть и настойчиво распространял по округе свой свежий, дерзкий запах, всё же не мог помешать Пипу учуять чужака. Как и то, что, опустошив горшочек, забавы ради оставленный рюмами без присмотра, норик вместо прилива мудрости ощутил приступ тошноты. Схватившись за живот, несчастный бросился бежать прочь из негостеприимной деревни.
Семья из пяти рюмов покатывалась со смеху — дружное и весёлое хрюканье моментами даже походило на мелодию. Пип, сидевший в центре стола, радовался, как и все остальные, но лишь с той разницей, что делал это не совсем искренне.
Запах глупого норика почему-то взволновал и озадачил его. В последнюю минуту перед тем, как чужак исчез за горизонтом болотной опушки, Пип почувствовал, что норика охватило сильное отчаяние. Всем известно: оно пахнет такой кислятиной, что его невозможно ни с чем спутать.
— Мам, ну, всё-таки, почему мы не можем поделиться ни с кем желудями? — неожиданно выпалил Пип. — Ведь у нас их много, и ты всегда говорила, что рюмы вовсе не злые…
Тут Пип догадался, что он, пожалуй, не к месту решил удовлетворить своё любопытство, потому что все сразу замолчали… Мама Поки нахмурилась и, оторав от лежавшего на столе блестящего яблока
хвостик с прелестным зелёным листочком, поскребла им по своему острому белому клыку. Рюмы любили ухаживать за зубами, самый же крупный клык, некрасиво торчащий из середины верхней челюсти, был предметом их большой гордости.
— Сынок, ты многого ещё не знаешь. Но когда ты станешь взрослым — а случится это в твое десятилетие, ровно через три весны, — тебе откроются все секреты рюмов. И ты, я надеюсь, впредь не станешь портить нам веселье подобными вопросами.
Пип действительно был самым младшим в деревне, но также ещё и самым непослушным, любознательным и добрым.
— То есть никому из вас ни капельки не было жалко норика, когда у него разболелся живот? — Несмотря на всеобщее неудовольствие, Пип, очевидно, собрался проявить настойчивость.
— Жалко? — Из-за стола встал папа.
Он был очень высоким рюмом — в нём было целых пятьдесят шесть сантиметров. Возможно, именно по этой причине многие в деревне его откровенно побаивались. Старшие братья Пипа — Пако и Паки — заёрзали на своих невысоких пнях, служивших им стульями. Они надеялись, что младший братец — выскочка и зануда, вечно сующий свой сопливый пятак туда, куда не следует, наконец-то получит хорошую взбучку.
— Жалко? — ещё раз переспросил папа. — Тебе жалко чужака, решившего обвести нас вокруг пальца? Ты, наверное, смеёшься над нами, сын! Я решил, что твой дурной характер, — на этом слове мама Поки постаралась незаметно одёрнуть отца семейства за волосатый кручёный хвостик, но папа был невозмутим, — что твой дурной характер можно исправить, если мы покажем тебе, как здорово быть сильнее тех, кто живёт в Шумном лесу. Однако я вижу, с тобой мне придется действовать по-другому. Сейчас же отправляйся на болото и собери для завтрашнего праздника три корзины поющих ягод!
Пако и Паки хрюкнули и подпрыгнули от восторга.
Расстроенный Пип молча вышел из-за стола, бросив гневный взгляд на братьев. Пытаясь сдержать смех, они даже побагровели…
— Да, и кстати, — окликнул отец Пипа почти у самой двери, — если бы мы не были добры с теми, кто случайно или нарочно попадает в нашу деревню, мы бы. просто поверь, сын, разболевшийся живот не самое плохое, что может приключиться с чужаком, позарившимся на наши жёлуди.
— В это я охотно верю, — грустно сказал Пип, когда дверь за ним уже захлопнулась.
Рюмы хранили рецепты настоек, помогавших им лучше спать, лучше слышать и нюхать. Но для врагов (ими нарекались любые существа, забредшие
в деревню) береглись совсем другие — те, от которых, к примеру, могла выпасть шерсть, заболеть хвост или навсегда исчезнуть голос…
На маленького рюма подул свежий ночной ветер, а запах поющих ягод, от которых до крови чешутся руки, неприятно пощекотал пятачок.
Пип сидел на большой кочке, свесив босые ноги во влажную невысокую траву и рассуждал вслух:
— Наши жёлуди могут залечить любую рану и защищают нас от врагов. Но их так много! Я был в подземелье — оно доверху заполнено мешками — почему бы не отдать всего один жёлудь глупому норику?
Пип глубоко вздохнул и, придвигаясь поближе к мутной болотной воде, потянулся за одной из поющих ягод. Как только его розовые пухлые пальцы коснулись её пушистых нежно-фиолетовых ворсинок, ягода ожила и во весь голос заорала: «О, не срывай меня, а не то я заставлю тебя чесаться до тех пор, пока ты не попросишь пощады!» Проигнорировав угрозу, Пип положил первую ягоду в корзину и, с силой почесав уже слегка покрасневшее запястье, сорвал другую. «О, не срывай меня, — завопила следующая ягода, — а иначе ты не доживешь до следующей весны!»
— И кто придумал называть эти маленькие злючки «поющими»? — спросил сам себя Пип. Его руки невыносимо чесались, а в огромной корзине лежало лишь три ягоды. Мама Поки конечно же положила в карман неразумного сына несколько целебных желудей, но крошка рюм решил терпеть чесотку столько, сколько сможет.
«О, не срывай меня, а не то сильно пожалеешь!» — кричала новая ягода. «О, не срывай меня, а не то не доживешь до следующего утра!» — добавляла другая.
— Как же вы меня напугали, — хрюкнул Пип и сорвал ещё одну «крикунью». — Я весь дрожу от страха и задыхаюсь от ужа… — Маленький рюм не успел закончить фразу. В тусклом отражении болотной водицы Пип вдруг увидел, что совсем близко от него, за самой его спиной, неподвижно и молча стоит длиннорукий и длинноногий норик.
Пип подскочил от неожиданности и, выронив из рук ягоды, резко обернулся на чужака.
— Как ты, как ты смог?! — стараясь говорить без волнения, прохрипел Пип. — Я бы почувствовал тебя, я бы обязательно учуял твой запах за сотню метров. я бы!..
Норик внимательно рассматривал Пипа тёмными тёплыми глазами. Казалось, он медлил с ответом, но внезапно заговорил:
— Мятный корень.
— Что? — переспросил озадаченный Пип.
— Если съесть мятный корень — рюмы тебя не унюхают и даже не услышат, — поспешно ответил норик. — Так сказала мне сегодня маленькая красная птица. Она видела, как сильно я хотел найти жёлуди и как сильно у меня болел живот. Птица пожалела меня и раскрыла тайну. Она осталась одна кто знает, как обхитрить носы и уши рюмов. Так хорошо, что она меня нашла! Так хорошо… — норик странно улыбнулся и маленькими шажками, заметно горбясь, подошел к Пипу, — .что я могу помочь тебе с поющими ягодами. Хочешь?
Пип не верил, что всё это происходит с ним, а не с кем-то другим, и наяву, а не во сне. Чужак стоит напротив него, говорит с ним, как со своим давним знакомым, и, похоже, действительно хочет помочь.
— Зачем тебе мне помогать? — Пип на несколько шагов отошёл назад. Он всё ещё старался почувствовать норика, однако ничего, кроме запахов ночи, не ощущал.
— Я подумал, ты можешь дать мне взамен хотя бы один жёлудь, — просто ответил норик. Его голый
длинный хвост с лохматой кисточкой на конце задрожал. — Я подумал, тебе ничего не будет это стоить. А ещё я подумал, что ты добрый. Я слышал, как ты говорил здесь обо мне. Ведь ты, маленький рюм, говорил, что у вас много желудей, правда?
— У меня нет ни одного, я ничего не могу тебе дать.
— Очень жаль… а мне так нужны эти жёлуди… так нужны… — Норик сел на траву и съёжился, как от холода.
— Тебе лучше уйти. Рюмы не любят посторонних в своей деревне.
— Да, это верно. Много раз я находил жёлуди, и я думал, что это те самые жёлуди. Я съедал их, но у меня начинали болеть уши, хвост или живот. Я, похоже, не слишком умён для того, чтобы найти те самые жёлуди. Рюмы всегда умнее. Всегда умнее.
Пип не знал, что ему делать. Ему было жалко норика, но и страшно было тоже. Кто этот чужак, так ли он добр, каким кажется? Почему, съев мятного корня, он просто не пробрался в деревню незамеченным? Может, действительно, слишком глуп?
— Если ягоду пощекотать вот этим пёрышком, она тут же уснёт, и от неё не будут чесаться руки, — прерывая размышления Пипа, норик протянул ему длинное светящееся перо. — Бери, маленький рюм, ты не соберёшь и половины корзины, не расчесав пальцы в кровь.
— Меня зовут Пип.
— А меня — Йосло.
— Зачем тебе нужны жёлуди, Йосло, и откуда ты знаешь, как собирать поющие ягоды? Даже рюмы не знают этого… — Пип, наконец, решился приблизиться к норику. Тот был очень худ и, очевидно, измотан. Маленький рюм присел рядом и с интересом заглянул Йосло в глаза.
Норик рассказывал свою историю неторопливо, как-то певуче, как стихотворение, часто повторяя последние слова предложений. Пип слушал и гладил блестящее перышко — оно пахло облаками и солнцем. Ему показалось: так пахнет свобода.
Глава 2 Предсказание
Йосло вырос за семью болотами от деревни рю-мов, там, где скалы лесенкой касаются верхушки неба. Там жарко, но дождливо, а когда дождь льёт три новолуния подряд, из земли вырастают синие гнилые поганки, и они выше самых высоких деревьев. Ещё Йосло рассказал, что нориков осталось немного, и живут они в подчинении у гигантской прожорливой жабы. Бурбу-лья заставляет доставать ей тысячи поющих ягод каждый день, а ещё крошечных визжалов, которые очень больно кусаются, и марелов, которые, если взять их не за то крылышко (а крылышек у них два десятка), впустят в тебя не смертельный, но сильный яд.
— И ты действительно видел всё это? — спросил ошеломленный Пип. — Я не встречал ничего интересного в нашей деревне… ну, если не считать, конечно, жужжащих яблок в мамином саду и поющих ягод в этом болоте.
— Конечно, видел! Я видел ещё не такое! — обрадовался Йосло тому восхищению, с каким Пип теперь на него смотрел. Но тут же невесело добавил: — Только я не уверен, что очень уж рад этому, маленький рюм. Ой, то есть Пип. Маленький Пип…
— Я не такой уж и маленький. Через три весны мне исполнится десять лет. И тогда я узнаю всю правду о том, откуда у нас появились жёлуди, и почему ими ни с кем нельзя делиться, особенно с нориками. Ой, прости, Йосло.
— Ничего, Пип. Я ведь и сам не знаю, зачем они мне нужны. Просто я один, кому бабушка Яросло перед смертью рассказала, как избавиться от жабы. Нужно всего-то выкрасть у рюмов хотя бы один целебный жёлудь. И это перо тоже дала мне моя бабушка, — норик ткнул в него тощим пальцем, — она сказала мне: «Береги его, Йосло, это наше с тобой прошлое и твое будущее». Я не знаю, что это значит, но мне страшно от того, что я могу этого не узнать. Никогда не узнать.
— Ты обязательно узнаешь, Йосло, — Пип собирался уже достать из кармана коротких штанишек жёлуди, как одна из спящих болотных ягод внезапно проснулась и закричала: «О, не срывай меня, а иначе ты расчешешь себе руки в кровь. О, не срывай меня, а иначе ты не доживёшь до завтрашнего утра».
— Кто здесь? — вскочил Пип и огляделся по сторонам. — Отвечай, кто бы ты ни был!
—Пип, мне кажется, это красная птица, — Йосло беспокойно забегал вокруг маленького рюма, — это та самая красная птица. Она только что пролетела над самым моим левым ухом.
— Почему я её не вижу?
—Она сказала мне, что появляется только когда этого хочет.
—Я здесь, Пип, — тонкий голос раздался совсем близко. Рюм поднял голову вверх. На одной из веток куста орешника сидела крохотная хохлатая птичка. Она вертела головой во все стороны и повторяла: «Я здесь, Пип. Здесь».
—Это я уже понял. А вот зачем ты здесь, мне непонятно, — Пип был задет тем, что, отвлекшись на норика, не смог вовремя почуять чужого.
—Я хочу помочь. Я хочу тебе помочь, — пищала красная птица.
—Везёт мне сегодня с помощниками, — хрюкнул Пип и посмотрел на Йосло, который, видимо от волнения, всё время переступал с одной ноги на другую.
—Ответы на ваши вопросы знает Радужная Ящерица. Но дорога к ней опасна. На пути найдете три безжизненных цветка, трёх друзей и трёх врагов. Если собьётесь с пути — больше не вернётесь.
Не дав Йосло и Пипу опомниться, красная хохлатая птица исчезла так же неожиданно, как появи-
лась. Из глубины ночи эхом донеслись её последние слова: «…больше не вернётесь, не вернётесь».
— Жуть какая-то, — сказал Пип, придя в себя, — никак не могу понять, веселит меня всё это или пугает. — Пипу захотелось что-нибудь съесть для самоуспокоения. Он поднял с земли и забросил в рот все поющие ягоды, что успел собрать до встречи с нориком, облизнул свой белый клык и, испытав некоторое облегчение, уверенно взял норика за руку. — Мы пойдем к этой ящерице и узнаем у неё всё, что хотим узнать. А когда узнаем, я во что бы то ни стало достану тебе жёлудь, Йосло, обещаю.
Пип, конечно же, немного сомневался в том, правильно ли он поступает: может сейчас лучшим решением было бы отдать норику один жёлудь и распрощаться с чужаком навсегда? Но любознательность вместе с нежеланием возвращать домой три пустые корзины взяли верх над опасениями и чувством вины.
Глава 3 Шумный лес
Два совершенно не похожих друг на друга существа, объединённые лишь схожими стремлениями, всё дальше удалялись от деревни рюмов. Её границы заканчивались у серого тополя, лениво предупреждавшего путников об опасностях, подстерегающих их в Шумном лесу.
— С другой стороны, — кряхтело и скрипело
старое дерево, провожая Пипа и Йосло в дорогу, — и всю жизнь стоя на одном месте, можно столкнуться с неприятностью. Например, с молнией, бьющей по твоим ветвям.
Йосло всё время суетливо забегал вперёд Пипа, точно бы проверял, не угрожает ли рюму досадная неожиданность. При этом норик то ли напевал, то ли нашёптывал что-то себе под нос. Пипа это не раздражало, и он не мешал своему новому другу.
— Так что там птица сказала про цветки, которые мы встретим?—спросил Пип, присев на широкий, покрытый мхом камень. — Какие-то они там чахлые, что ли, должны быть или болезненные, или… Какие, Йосло?
— На пути найдёте три безжизненных цветка, сказала птица. А почему мы остановились, Пип?
Похоже, норик совершенно не хотел давать себе передышки.
— Йосло, ты только не обижайся, но ты такой вертлявый, сядь, пожалуйста, мы должны обсудить, что нам делать дальше. У нас же должен быть какой-то план?
— Должен быть, — повторил норик и присел рядом с Пипом, скорее из вежливости, чем из необходимости.
— Этот лес и впрямь такой шумный. Пара часов без сна, и я, скорее всего, оглохну. Откуда этот шепот, жужжание, уханье, шелест чьих-то крыльев, хруст
веток? Столько звуков и запахов разом…
— Лес живой, Пип. В нём всё живое. А мы должны разыскать мёртвое, безжизненное растение.
— Может, поспим немного, Йосло, а потом будем искать?
— Я почти не сплю, Пип. Но ты ложись. Скоро рассветет, и, когда ты проснёшься, нам станет легче найти то, что мы ищем. Ложись, Пип, непременно ложись.
Шумный лес на рассвете был необыкновенно красив. Всё, что при свете луны пугало или выглядело угрожающе, при первых лучах солнца оказывалось вполне безобидным, а при более близком знакомстве — прекрасным. Даже непримечательный мох на том камне, что временно стал для Пипа кроватью, утром выглядел совсем как крошечные грибы. Если приблизить к ним ухо, можно было услышать, как они забавно похрапывают, копируя Рюма, хрюкающего во сне.
Пипу тем временем снилась прожорливая Бурбу-лья, но только беспомощная и неуклюжая. Он щекотал её брюхо золотым перышком, Йосло стоял рядом и смеялся, а жаба, не в силах пошевелиться, хныкала как мелкий головастик.
Ещё Пипу снилась мама Поки, плачущая у окна, грозный отец и старшие братья, растерянно вглядывающиеся в темноту за болотной опушкой… Вдруг
Пип поймал носом дурманящий запах свежих поющих ягод и ещё один незнакомый — кисло-сладкий. Рюм облизнулся, потянулся и открыл глаза. Первое, что он увидел, была спина Йосло — прозрачная, светло-голубая кожа светилась на солнце, Пип разглядел на ней два тонких шрама.
Сгорбившись, норик что-то к чему-то пришивал ёлочной иголкой. Позади него, перед самым пятачком Пипа, стояла корзина из деревни рюмов. Наполовину она была заполнена фиолетовыми пушистыми ягодами, наполовину какими-то пухлыми зелёными мошками. Вид у них был не аппетитный, но запах неожиданный — совсем как у жужжащих яблок из маминого сада — вкусный, кисло-сладкий.
— Ты, наверное, вовсе не спал? — окликнул Пип Йосло. Тот обернулся и, немного стесняясь, протянул другу башмачки из плотных темно-коричневых листьев. Носы их были вздернуты вверх, пятка круглая и аккуратная, а ещё завязочки из разноцветной бабочкиной нитки.
— Я сшил их для тебя, Пип. Мои ступни стали грубые — они не чувствуют боли. А твои ноги долгая дорога быстро утомит.
Йосло положил башмачки на траву, рядом с корзиной, а Пип подумал, что ничего лучше ему, пожалуй, ещё не дарили. Маленький рюм с осторожностью надел башмачки на ноги и, не отрывая взгляда от
Йосло, прыгающего вокруг него в нетерпении, сделал несколько шагов.
— В них так удобно, так тепло, и они такие лёгкие!
Пип был очень доволен. А норик был совершенно счастлив.
— Любопытно. Пи-прелюбопытно, как детеныш рюмов мог оказаться в Шумном лесу, да ещё в компании норика, — пропищала одна толстая мышка, с колокольчиком на хвосте, другой.
— Мне это, подружка, совершенно не пи-интересно, — отвечала ей худая мышка, пытаясь затащить в норку под сухим листком иссиня-черного цветка соломенное лукошко с кукурузными зернышками. — Но, может, нам удастся выкрасть из кармана рюма пи-жёлуди? — Мышка приподнялась на задних лапках и принюхалась. — Они так пи-вкусно пахнут… их, кажется, пять штук.
Завтрак подошел к концу — за десять минут все поющие ягоды, собранные ночью заботливым Йосло, были съедены, а вот от соблазнительно пахнущих визжалов Пип пока вежливо отказался. Солнце уже кусалось, и путникам нужно было идти дальше.
Перед дорогой Пип присел на нагретый солнцем камень, служивший ему ночью постелью, и вдруг почувствовал, как под его рукой шевелится мох. Пип наклонился поближе и открыл рот от изумления: маленькие грибы тоже открыли свои ротики.
— Вот это да! — прошептал рюм.
— Вот это да! — прошептали грибы.
— Идем, Пип, ты увидишь
ещё много интересного, — сказал норик и потянул друга за руку.
— Ещё много интересного, — повторил Пип.
— Ещё много интересного, — повторили и грибы…
По дороге Йосло успел рассказать Пипу про то, что
ночью он нашел чёрный сухой цветок у мышиной норки, а это означает, что они выбрали верное направление. Ещё Йосло успел сбегать за водой к ворчливому ручейку и соорудить для себя и Пипа что-то вроде солнечных зонтиков из пахнущей улитками скользкой и широкой травы. В это время крошка рюм, обеспокоенный сохранностью драгоценных желудей, решил перепрятать их в башмачки и, когда Норик ненадолго отлучился, успешно с этим справился. Правда,
Пип мог поклясться, что мама Поки положила ему в карман пять желудей, а не два… но, может, он что-то напутал? Или попросту их потерял?
— Это ещё что такое. колокольчик? — чуть слышно пробормотал Пип, достав из кармана нечто, размером с собственный ноготь.
— Что ты говоришь, Пип? — спросил Йосло, идущий по обыкновению впереди.
— Ничего, — поспешно ответил Пип и выбросил колокольчик в траву. — Я говорил сам с собой. Думал вот о врагах и друзьях. Трое тех и трое других — итого шесть?
Толстая мышь уже привязывала к хвосту потерянный колокольчик: «Пи-подумать только, я чуть было его не лишилась!»
— Но это того стоило, подружка. Они просто пи-прелестны! — пропищала худая мышь, с нежностью прижимаясь к сияющему гладкому жёлудю. Рядом лежали ещё два.
Глава 4
Встреча со ЗВЕРЕМ
— Так значит, твои братья тебя обижали? — спросил Йосло, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь такого, чем можно было бы удивить крошку рюма.
Норик уже показал ему дерево, чьи листья от прикосновения превращались в бабочек и разом взлетали в небо, светящихся пауков, улиток, чьи ракушки выглядели в точности как миниатюрные дома (с окнами, дверьми и трубами), и поляну со смеющимися цветами. От ветра, щекочущего их лепестки, сердцевина цветка начинала заразительно хохотать. Пип был в полном восторге — видели бы его сейчас задиры Пако и Паки.
— Нет, Йосло, они не обижали меня. Мне кажется, они просто не понимали, почему я с детства спрашивал о том, о чем никто, кроме меня, больше не спрашивал. Лез туда, куда никто, кроме меня, не лез. Делал то, чего никто, кроме меня, не делал. А то, что надо было бы делать, я делать не желал. Вот они и задирали меня при каждом удобном случае.
— Ты говоришь загадками, Пип. Какими-то загадками.
— Ну, это сложно объяснить… В общем, я многое не люблю из того, что рюмы считают большим удовольствием. Ну, например, эти дурацкие праздники в честь каждого дня, когда яблони деревни начинают одна за другой сбрасывать с себя жужжащие яблоки. Все собираются за большим каменным столом, такие нарядные и торжественные, лишь для того, чтобы съесть всё то, что наготовили к празднику за две недели. И мне не нравится, когда мои четыре тётушки, которых я вижу по нескольку раз в день, во время праздника щипают меня за щёки и рассказывают маме, что я сильно вырос с их последней встречи. Всё это так скучно, Йосло. Ужасно скучно! Я начинаю зевать ещё в самом начале праздника, а мама и папа ругаются — говорят, что, не уважая традиции рюмов, я никогда не стану настоящим рюмом.
— А что значит быть настоящим рюмом? — спросил норик и заинтересованно осмотрел Пипа с головы до ног.
— Я понятия не имею, что это значит, Йосло. Может, настоящий рюм должен думать только о еде и собственной безопасности? Очень на это похоже. потому что рюмы в основном заняты тем, что либо готовят еду, либо едят её, либо прячут её ото всех в своих подземельях. А видел бы ты, сколько у нас в доме хранится всяких банок с овощами, орехами и фруктами — нам ведь за всю жизнь этого не съесть!
— Но это вовсе неплохо, когда много еды… я думаю, будет хуже, если её не станет вовсе, или окажется недостаточно, чтобы накормить семью.
— Может, и неплохо, Йосло. Но, понимаешь, дело не только в этом. Рюмы живут отгородившись от всего на свете. Мы хорошо чуем опасность на расстоянии и используем силу волшебных желудей, чтобы прогнать непрошеных гостей. При этом рюмам безразлично то, откуда те пришли и как к нам попали, — при этих словах Йосло обиженно ссутулился и поджал хвост. — А мне всегда хотелось увидеть что-нибудь необычное или узнать о чем-то таком удивительном, чего я не мог бы себе и представить. Я всегда хотел убежать из деревни.
— Почему же ты не убежал раньше?
— Мне было страшно одному, и я не решался.
Маленький рюм хотел рассказать Йосло также и
о том, что он боялся расстаться с фантазиями о приключениях, в которых он всегда храбр и силен, как сто волков. Реальность часто проигрывает вымыслу, когда дело касается отваги и бескорыстия. А вдруг, столкнувшись лицом к лицу с действительными, а не выдуманными неприятностями, Пип струсит?
Рюм взглянул на бесхитростного Йосло и остановился: ведь в этом норике не было ни грамма той глупости, о которой твердили ему мать с отцом. Зато он был сообразителен и вынослив. Отними у рюмов драгоценные жёлуди, и они будут так же беспомощны, как мухи, прилипшие к клейким приманкам.
Пип хотел было сказать ещё что-то, но его носа коснулся запах спекшейся крови и едкой слюны. Пип старательно принюхался и, крепко схватив Йосло за руку, негромко произнес:
— Через несколько минут из-за кустов на нас кто-то выскочит, Йосло. Я не могу знать наверняка, ведь я никогда раньше не чувствовал его запах, но мне кажется, это… это ВОРЛ!
Йосло вскрикнул так, будто наступил на колючку.
— Пип, скорее же, скорее, нам надо бежать. Бежать! — Норик хотел броситься в сторону одного из самых высоких и крепких деревьев (единственным выходом ему сейчас казалось забраться как можно выше, туда, куда ворловским лапам ни за что не вскарабкаться), но Пип не собирался отпускать руку норика и двигаться с места.
— Пип, что с тобой? Ворл разорвёт нас в клочья! Бежим, — Йосло в ужасе выдернул свою руку и тут же снова вцепился в друга. — Бежим, Пип, бежим! Я не уйду без тебя! — Худой и длинный норик неловко подпрыгивал, как на горячих углях,
и ошеломлённо глядел то на Пипа, то в сторону ершистых кустов.
А маленький рюм дрожал так сильно, что любой другой рюм, оказавшийся поблизости, мог бы без труда услышать стук его зубов и почувствовать жгучий запах его страха.
Пип был почти уверен, что у него сейчас отнимутся ноги или он рухнет на землю без сознания, так и не узнав концовки этой
истории, однако продолжал стоять.
Маленькому рюму было так любопытно взглянуть на чудовище из детских страшилок собственными глазами, что даже ужас, застилавший глаза молочной пеленой, не мог помешать ему в эту минуту.
— Пип, бежим, умоляю тебя! Умоляю! — Несчастный Йосло плакал и, всё ещё не оставляя надежды силой заставить рюма идти, хватал друга за ноги, руки и даже за дрожащий, крученый хвост.
И вот из-за кустов постепенно стала появляться сначала огромная серебристая голова, затем мускулистая сверкающая спина, следом — взвившийся кверху короткий хвост. Ворл, не отрывая горящего взгляда маленьких злых глаз от Йосло и Пипа, вопреки ожиданиям друзей, подходил к ним крадучись. Он будто растягивал удовольствие от увиденного на их лицах страха. В раскрытой ворловской пасти могли бы поместиться не только Пип с Йосло, но и ещё одна «мелкая» парочка неосмотрительных путников.
Острые клыки толщиной с ветки многолетнего дерева сияли белизной в упавших на них лучах света. В этом было что-то завораживающее и, возможно, красивое.
Пипу на какое-то мгновение почудилось, что эта волосатая, сверкающая серебром громадина, всего лишь плод его воображения. Персонаж зачитанной до дыр книги сказок. Но смердящее дыхание зверя вернуло рюма к реальности.
Ворл был в трёх метрах от Пипа и зажмуривавшегося, белого как сама смерть Йосло. Бежать не было никакого смысла.
— Поздно, — шептал, не раскрывая глаз, Йосло. — Поздно, поздно, поздно…
Ворл облизнулся, сделал уверенный шаг и приготовился к прыжку.
— А-а-а-а, — завопил Йосло и упал на землю.
Наступила недолгая тишина. Йосло вслушивался в неё и улыбался: наверное, сейчас он увидит бабушку Яросло, они обнимутся. И он расскажет ей о своём новом друге, и о том, что Пип обещал достать ему волшебный жёлудь, и о том, что сказала им маленькая красная птица, и о том, как их проглотил голодный зверь.
Зверь?
Йосло приоткрыл сначала один глаз, потом другой. Где же зверь? Всё вокруг выглядело точно так же, как и до появления свирепого Ворла. Только Пип теперь не стоял, а неподвижно сидел рядом, крепко сжимая в руке что-то, похожее на жёлудь. На жёлудь без шляпки.
— Пип, что случилось, куда пропал Ворл? — Норик подполз к Пипу и, чтобы убедиться, что тот не спит и не умер, нерешительно дотронулся до его рыжих спутанных волос. Пип будто очнулся и, обернувшись на Йосло, смущённо сказал: — Я прогнал его, Йосло. Я его прогнал.
Глаза у норика округлились, а Пип, хрюкнув как можно более непринуждённо, добавил:
— У меня в штанишках завалялся один волшебный жёлудь. Если бросить его шляпку в траву, у самых ног врага, тот сразу же исчезнет. Спасибо тебе, Йосло, что ты меня не бросил… Спасибо тебе, что ты не убежал.
Пип, конечно же, соврал, сказав, что тот самый жёлудь, в котором так отчаянно нуждался Йосло, совершенно случайно оказался у него в кармане. И кроме того — совершенно случайно был последним. Пип был красный от стыда, но признаться, что скрыл от норика два жёлудя, разгуливая всё это время с ними в башмачке, не мог. Не мог он пока расстаться и с последним жёлудем, всё ещё притаившимся у большого пальца его ноги. Неизвестно какая ещё опасность подстерегает их впереди. Да и отдай он Йосло жёлудь сейчас, кто знает, захочет ли норик продолжать путешествие.
— Волшебный жёлудь? — переспросил Йосло заплетающимся языком. — Это был он? Волшебный жёлудь? Он был у тебя?
— Случайно. Совершенно случайно. — Пип хотел провалиться сквозь землю. — Я не знал, что он у меня есть.
— Пип, а можно мне взять его… пускай и без шляпки? — с трепетом в голосе спросил Йосло и протянул
костлявую руку к ладошке рюма.
Пип нерешительно разжал пальцы, показав изувеченный жёлудь:
— Я не думаю, что он может быть тебе полезен. Мама говорила мне, что всё дело в шляп… А-а-а, — вдруг закричал Пип, ощущая, как под ним пропадает земля.
Пип действительно стал проваливаться куда-то, а вместе с ним и Йосло, напрасно пытающийся дотянуться до выпавшего из руки рюма жёлудя. В считаные секунды друзья очутились под грудой мелких камней в совершеннейшей темноте.
А жёлудь без шляпки так и остался лежать в примятой траве Шумного леса.
Глава 5
Червяк по имени…
Пип прокашлялся, пару раз чихнул, вытер слезившиеся от песка глаза и огляделся по сторонам. Норик, почти достававший длинными ушами до потолка сырого и устрашающе длинного земляного тоннеля, тоже силился разглядеть что-нибудь дальше своей вытянутой руки.
— Пип, с тобой всё в порядке? — спросил он, заметив, что маленький рюм, вставая с коленей, растирает кулачком ногу.
— Да, Йосло, всё в порядке. Просто стукнулся, когда падал. Наверное, синяк будет, — улыбнулся Пип. — А тот жёлудь, пожалуй, мне бы тоже сейчас пригодился.
Йосло грустно вздохнул и махнул рукой, словно отгоняя от себя печальные мысли.
— Ты ничего не чуешь, Пип? Что это за место?
— Здесь так сыро, что, кроме самой сырости, я ничего больше
не ощущаю. — Пип нахмурился. Обстоятельства, при которых его круглый розовый, уникальный НОС превращался в самый обыкновенный, ничем не примечательный пятачок, расстраивали рюма. Нет — никто и никогда не усомнится в его таланте. Никто и никогда! — Здесь пахнет червями, — наобум сказал Пип, поджав губы (и подумал, что ему в последнее время приходится слишком много врать).
— УГАДАЛ! — вдруг бухнул чей-то хриплый низкий голос. — Ну, тогда готовьтесь. Я выхожу!
— Кто это «я»? Кто выходит? — прошептал Пип, обняв подпрыгивающего по обыкновению Йосло. Про себя рюм прикидывал: успеет ли он в случае чего достать из башмачка последний жёлудь. Ведь если он не слышит никаких запахов, то и время рассчитать не сумеет. Когда этот «кто-то» надумает появиться: через минуту, две или?..
— О-о-о, — вырвалось у Пипа и Йосло одновременно. Из-за поворота, ведущего в чёрную неизвестность бесконечного коридора, выползало что-то продолговатое, состоящее из колец… Это был большущий дождевой червь. Его, разумеется, нельзя было назвать безобидным симпатягой, но он почему-то внушал доверие.
— Э-э-э, не стоит меня благодарить, — закричал червяк. — Я действовал из собственных…
э-э-э… интересов.
Йосло решил быть вежливым и шагнул навстречу.
— Мы, конечно же, поблагодарим вас. Конечно же, поблагодарим. Но только хотелось бы узнать… за что?
— За то, что я вас спас! — заорал червяк так сильно, что Пип закрыл уши руками. — Э-э-э, прошу заранее простить меня, если я говорю слишком громко. У меня ведь нет этих. э-э-э. как они называются. каждый раз забываю.
— Ушей, — подсказал заметно развеселившийся Пип. Его щёки пылали румянцем — он хотел продолжать удивляться — теперь это было, кажется, вполне безопасно и даже весело. Ну, по крайне мере, точно не так, как с Ворлом.
— Да-да, — червь по-прежнему кричал. — Этих самых, как вы и сказали. Вот их-то у меня и нет. Почти нет. Они вроде бы есть. но уж очень маленькие, понимаете? Так что можно сказать, что их нет совсем. Просто дырочки, так сказать.
Он подполз немного ближе к рюму и норику — при этом грязь с потолка упала ему на малинового цвета спину. Только теперь друзья заметили, что хвостом червяк обхватывал тонкую палочку, надетую на перевернутую кверху дном банку, в которой бились о прозрачные стенки солнечные мухи. Йосло объяснил Пипу, что их крылья светятся, совсем как животы у лесных жуков.
— Э-э-э, так на чем это я остановился? Ах да… Я же вас спас! У меня с Ворлом давние счеты. Как-то он случайно оторвал мне небольшую часть заднего.
э-э-э… туловища, и с тех пор, если мне удаётся помешать ему кого-то сожрать, я очень… э-э-э… опять забыл это слово… сложное слово…
— Радуетесь? — спросил Пип, с трудом сдерживая смех.
— Нет-нет…
— Счастливы? — предложил свой вариант ответа
ЙОСЛО.
—Торжествую, — закончил червяк. — Очень сложное слово. Кстати, на тот случай, если вы всё же догадаетесь мне представиться, сообщаю, что у меня нет ещё. э-э-э. ну вот опять забыл. опять.
—Глаз?
— Ну да, этих самых, глаз! Глаз у меня тоже нет. Так что я наверняка буду вас путать.
— Меня зовут Йосло, — как можно громче крикнул норик.
—А меня Пип, — хрюкнул маленький рюм, — но зачем же вам фонарик, если у вас нет глаз?

— А это вам, — удивился червь вопросу. — Вы же хотите выбраться наружу или нет? Надо немного пройти по этой… э-э-э… забыл… дороге. А без фонаря вам, так сказать, этого не удастся.
— Вы не сказали, как зовут вас? — спросил Йос-ло. — Почему-то не сказали.
— А я этого не знаю. Родители не могли выбрать для меня подходящего. э-э-э. имени. Слишком сложное — трудно запомнить, простое не отражает, так сказать, моего. э-э-э. ну вот, снова забыл.
— Не отражает вашего характера? — попытался подсказать Пип. Честно говоря, эта игра в «угадай слово», уже потихоньку начинала ему надоедать.
— Нет! Оно не отражает моего ЕСТЕСТВА!
Пип и Йосло шли следом за червяком без имени, из-под которого на них то и дело летела грязь. Суетливый норик вертел головой во все стороны и напевал что-то себе под нос. Пип же, то и дело спотыкавшийся о выступы и камушки, не мог оторвать взгляда от солнечных мух. Они освещали черную дорогу сочным светом, напоминая Рюму лимонные конфеты его матушки. Пип, привыкший к обилию самой разнообразной, а главное вкусной еды, уже час назад готов был умереть с голоду. Однако
рассказывать об этом Йосло рюму не хотелось: за всё то время, что они провели вместе, Пип ни разу не видел, как Йосло ел.
— Ты правильно сделал, что не стал говорить ему о волшебном жёлуде, — шепотом вдруг сказал Йосло, не оборачиваясь. — Пусть думает, что это он нас спас. Мне кажется, он такой несчастный. Такой несчастный…
И тут Пипу стало до того странно на душе, что он почему-то закрыл глаза.
Никогда ещё он не видел, чтобы кто-то, чья жизнь была очень трудной, так искренне беспокоился за того, кого совсем не знает. Мама Поки всегда заботилась о своём яблоневом саде, о том, чтобы варенье из поющих ягод не оказалось слишком сладким или чтобы Пип, Пако и Паки всегда были сыты и розовощёки, но она никогда (НИКОГДА!) не подумала бы накормить тощего норика. И она никогда, ни при каких обстоятельствах не сказала бы про него: «Мне кажется, он такой несчастный».
— Мы пришли! — ухнул червяк и остановился. Перед друзьями, упираясь двумя концами берёзовых палок в землю, другими двумя уходя высоко-высоко в кругляшок дивного неба, стояла деревянная лестница.
— Уже? — сказал Пип, очень вовремя придя в себя (он чуть было не врезался в скользкий червяной обрубок хвоста).
— Поднимайтесь и прощайте, — червяк говорил тише обычного. Он был, очевидно, подавлен: ползать одному под землей не так весело, как могут подумать многие.
— А зачем вам здесь лестница? — Любопытство Пипа не раз становилось причиной недовольства мамы и папы, но на этот раз вопрос был безобиден и наказания не предполагал.
— Ко мне иногда заходят, так сказать… э-э-э… гости… Ёжик заходит. А ещё. э-э-э. в общем-то только Ёжик.
— А я не видел ёжика, — сказал Пип.
— Я его тоже не видел! — Червяк засмеялся, и с подземного потолка посыпались камушки. — У меня же нет этих самых. э-э-э. как их там.
Йосло, успевший три раза залезть на третью ступеньку лестницы и столько же раз с неё спуститься, сказал, что он видел много чего, но ёжика пока что не встречал. Пип и червяк засмеялись, а Йосло внезапно спросил:
— Скажите, а вы случайно не видели под землей корень чёрного цветка?
Червяк глубоко задумался, а потом ответил.
— Да, я его находил. Э-э-э, я его съел.
— Что? — закричал Пип. — Как это съели? Зачем вы его съели?
— Затем, что я всегда ем то, что кажется мне… э-э-э… вкусным, — червь был оскорблен. — Почему
это я не должен был его, так сказать, есть?
— Потому что мы должны попасть к Радужной Ящерице. А без этого дурацкого цветка мы не найдем дорогу. — Пип боялся, что сейчас из его глаз потекут слезы.
— Я могу показать вам место, где я его… э-э-э… нашел и съел. Но по верху вы до него, так сказать, не доберетесь. Я могу провести вас коротким. э-э-э. забыл.
— Путём?
— Да-да. коротким путём — за день.
— Целый день??? — ужаснулись тут же Пип и Йосло.
— Но если вы пойдете по верху, дойдете за. э-э-э. три дня.
— Тогда, мы просим вас помочь. Мы просим вас, — сказал Йосло.
Глава 6 Чаепитие
Червяк был так добр, что согласился. Но только с одним условием. Прежде чем все трое двинутся дальше, Пип и Йосло выпьют чаю и что-нибудь перекусят в его червяном домике. Друзья, конечно же, не возражали. В особенности не возражал Пип: не попади ему в рот в скором времени крошечка какой-нибудь еды, он и впрямь мог бы наброситься на фонарик из мух. Жилище дождевого червя начиналось с отверстия в одной из стен тоннеля — оно было прикрыто безупречно круглым плоским камнем. А над ним висели гирлянды из листьев и сушеных яблок. Когда гостеприимный хозяин подземелья говорил о своем «домике», Пип и Йосло не думали увидеть что-то особенное, но вход в это укромное место для чаепитий им уже нравился.
Червяк хвостом легко отодвинул камень в сторону и, приглашая гостей последовать за ним, прополз по узкому коридору — яблочные украшения уютно зашелестели.
Небольшую круглую комнату освещало десять банок с солнечными мухами. По всей окружности жилища — глиняные полки, сделанные, очевидно, не очень умело, но с большой любовью. Хозяин разместил на них всякую всячину: здесь были и разноцветные камни причудливых форм, и шишки самых разных размеров, и бусины каких-то алых ягод в глиняных тарелках, и только-только освободившиеся от кожуры каштаны. Да… Пип хотел бы иметь такую коллекцию.
В углу комнаты была аккуратно навалена гора из мягкой кошачьей травы — маленький рюм и норик сразу же догадались, что это кровать.
— Должно быть он спит на ней, свернувшись в клубок, — прошептал Пип. Червяк не мог его услышать, поскольку был занят поиском. Он усердно искал что-то в ящике стола.
— Это же пенёк! — восторженно сказал Пип. Он напомнил ему свой собственный детский стул, но тот не шёл ни в какое сравнение с этим великолепным пнём-столом! На нем вырисовывались круги золотых и темно коричневых узоров, и он был таким гладким, будто это было не дерево, а стекло.
— Э-э-э, я никак не могу найти эти… э-э-э… как их там… — червяк не обращал на восторженность Пипа внимания, он обеспокоенно качал головой и продолжал прощупывать хвостом дно ящика.
— Что вы ищите? — спросил Йосло.
— Они должны были быть здесь. Я точно помню, что они были здесь. эти. э-э-э. как их там. чашки!
— Ты отдал их мне, — рюм и норик обернулись на незнакомый голос: на пороге стояло крошечное животное, сплошь утыканное тонкими острыми иглами. Существо держало в лапках наполненную крупными яблоками корзину, раза в три больше, чем оно само. На спине лежал кулёк из лопуха — кажется, в нем были лесные орехи.
— Ну, конечно, Ёжик! — крикнул червяк так громко, что кое-какие шишки и каштаны попадали со своих мест.

Ёжику дважды пришлось сбегать к лестнице, сначала за второй корзиной: в ней были две глиняные чашки с рюмовский кулачок и много сушёных слив. Потом за водой к ближайшему ручью. Хорошо, что Ёжик бегал быстро (топот его коротких ножек эхом разносился по всему подземелью), а то бы Пип, наверное, подавился собственной слюной, глядя на
яблоки. Он не хотел показаться невежливым и потому терпеливо дожидался, когда всё будет готово.
Вскоре сборы закончились, и Пип (не в силах больше сдерживаться) накинулся на еду. Он съел шесть или семь яблок, вместе с косточками и хвостиками. И две пригоршни слив. Предполагалось, что сливы нужно залить водой в чашки и дать им настояться. Это и был тот напиток, который Ёжик и червяк называли чаем. К слову, стульев у червяка не было, поэтому Йосло пил сладкую воду стоя, Пип сидел под столом, а Ёжик, устроившись на столе, сбрасывал маленькому рюму фрукты и уже очищенные орехи.
Червяк был доволен. Он ничего не видел, но мог отдать кусок хвоста на отсечение: в его домике было не так сыро и темно, как всегда.
В основном разговаривал дождевой червь, а его друг Ёжик подсказывал слова, которые тот частенько забывал. Оказалось, что норик и рюм не первые, кого спас от Ворла хозяин подземных коридоров. До Пипа и Йосло были два трусливых хорька, одна дикая кошка и гигантский заяц.
— Но должен вам признаться, все эти… э-э-э… как их там.
— Животные.
— Да-да… животные. Не очень-то были рады. э-э-э. спасению. Наверное, они, так сказать, испугались. Заяц даже чуть было не. э-э-э. обрушил несколько моих отличных ходов, когда пытался. э-э-э. как это называется. опять забыл.
— Выбраться.
— Да-да. Он пытался это сделать. И можете себе. э-э-э. представить. никто из них не захотел выпить со мной. э-э-э. чаю. — По правде говоря, сам червяк за всё время разговора к сладкой воде из сушёных слив не притронулся. Просто он предпочитал чаю коренья цветов и трав, но, будучи очень сообразительным червём, понимал, что такое угощение вряд ли кому-то ещё придется по вкусу.
— А как вы узнали, что нам и тем животным нужна была помощь? — спросил Пип с набитым ртом, чтобы отвлечь червяка от мыслей о зайце и других неблагодарных спасенных.
— Да-да, я узнаю об этом заранее, — крикнул тот в ответ. — Так сказать, всё рассчитываю и готовлюсь к этому… э-э-э… как его… подкопу. А о том, что кто-то в беде, я узнаю от моего… э-э-э… друга… э-э-э.
— Ёжика, — подсказал Ёжик.
…Пип и Йосло теперь с большим трудом пробирались по витиеватым ходам, которые рыл червяк.
Во-первых, Йосло от постоянных волнений ничего не ел вот уже два дня и был обессилен, а Пип, напротив, объелся во время чаепития так, что не мог нормально передвигаться. Во-вторых, оба путника ужасно хотели спать — и по причине отсутствия естественного света, и опять же потому, что Йосло был слаб, а Пип после обильной еды всегда был не прочь вздремнуть. Ну и, кроме того, несчастные солнечные мухи так утомились колотиться о стекло банки, что стали «потухать», словно свечки на сквозняке.
— Э-э-э, я никогда не брал их с собой на такие. э-э-э… большие расстояния, — оправдывался червяк без имени и за то, что измучил бедных насекомых, и за то, что Пип с Йосло то и дело врезались в его покрытый слизью хвост.
— Когда придём, выпустим их на волю. Обязательно выпустим на волю, — сказал Йосло, споткнувшись в темноте о какой-то бугорок.
— Конечно… — рассеянно сказал Пип, не выпуская из рук костлявые пальцы норика. Маленький рюм вдруг только сейчас осознал серьезность своего поступка. Решиться убежать из дома в поисках при-
ключений было ещё не так страшно, но находиться под землёй дольше одного дня в компании огромного червя, было, пожалуй, чересчур.
Пип признался самому себе, что если бы не Йосло, он, возможно, повёл бы себя как тот неблагодарный заяц, что разрушил червю подземные коридоры. За семь лет своей жизни рюм «приобрёл» много всяких разностей: например, несварение желудка, когда без разрешения ушёл с болотной опушки и наелся красивых ярко-синих грибов; шишку на лбу и синяк под левым глазом, когда подрался с братом, защищая речного лягушонка. Пип приобрел много чего — даже славу самого
непослушного ребёнка деревни, — но только не друга…
Маленький рюм крепко сжал ладонь норика, и ему показалось (хоть и не мог говорить об этом с полной уверенностью), что Йосло в этот момент улыбнулся.
И вот, когда счёт времени был окончательно потерян и друзьям начало мерещиться, что они ходят по кругу, а червяк обманывает их из каких-то тайных
соображений, Йосло и Пип увидели свет… Чудесный, восхитительный, самый прекрасный лучик света, который они когда-либо видели!
Червяк замедлил движение и, переведя дух, сказал:
— Э-э-э, я сделал для вас всё, что мог. Это — то самое. э-э-э. место. Пролезете через отверстие, и вы, так сказать, на месте.
Норик и Пип поблагодарили червяка за всё, что он для них сделал и, захватив с собой банку с солнечными мухами, поползли вперед.
— Не грусти, — крикнул Йосло червю на прощание, — теперь ты и наш друг тоже. Теперь ты и наш друг, Эрвин!
— Как ты его назвал? — спросил Пип уже у самого выхода.
— Эрвин, — просто ответил Йосло, — мне всё время казалось, что это имя ему очень подходит.
Червяк по имени Эрвин не торопился возвращаться в свой домик.
Он молча следил за тем, как Пип и Йосло удаляются в глубь проделанной им в земле дыры. У червя, как вы помните, не было глаз, но Эрвин мог отдать кусок хвоста на отсечение — у него всё же текли слезы.
Глава 7
Солёный ливень и знакомство с Фучукой
Дождь Шумного леса — не тот дождь, что в деревне рюмов.
Он не падает на землю грустными мелкими каплями, он обрушивается на жителей леса как стихийное бедствие. Небо плачет солёным ливнем несколько дней, и всё живое стремится на это время найти себе надёжное убежище.
Йосло и Пип слушали дождь в рассветных сумерках, греясь у слабого костра в холодной пещере. Прячась от дождя, настигшего их почти сразу после того, как они покинули подземелье Эрвина, норик и рюм отыскали прекрасное место для ночёвки.
Они, конечно, были не первыми, кому приглянулось это углубление в отвесной скале. Йосло указал Пипу на крылатых вукалапов в левом тёмном углу пещеры. Их было около десяти штук. Они сбились в центре своей плотной паутины и часто-часто махали мокрыми крыльями, чтобы их обсушить. И пускай вукалапы и были малы — размером примерно с кисточку нориковского хвоста — но выглядели
устрашающе. По пять вращающихся красных глаз на волосатой голове и по двенадцать лап с острыми когтями вокруг туловища. Поэтому-то Пип вздохнул с облегчением, когда услышал, как насекомые шепчутся о том, что было бы неплохо перекусить сейчас свежими визжалами.
Маленький рюм придвинулся поближе к Йосло и, протянув к ленивому огню розовые влажные ладони,
взглянул на норика. Тот ни капельки не был похож на подвижного, суетливого Йосло, которого Пип не так давно встретил у болота с поющими ягодами. В отблесках бледного костра он выглядел ещё более измождённым и худым, чем раньше. Сгорбившись почти до самой земли, Йос-ло задумчиво ковырял палочкой в песке. Маленький рюм не любил быть назойливым, но любопытство (его природная черта, от которой он и сам порой не знал, куда бы спрятаться) вынудило его с интересом заглянуть другу через плечо: Йосло выводил на песке красивые линии, замысловато переплетающиеся друг с другом.
— Что это? — не удержавшись, спросил Пип.
— Это ветер, — грустно улыбнулся Норик. — Это ветер, запутавшийся в облаках. Я думаю, он такой, как я его нарисовал… Ой, Пип, какие у тебя грязные и мокрые башмачки! — Йосло в одно мгновение подскочил (сейчас он снова походил на самого себя) и попытался стянуть с рюма обувь: — Снимай же их, скорее, их надо высушить и почистить.
— Нет!!! — закричал Пип так, что Йосло от неожиданности отпрыгнул в угол к вукалапам. — Я не сниму их, Йосло, — продолжил Пип уже чуть тише. — Я боюсь ходить босыми ногами по этой земле. — Крошка рюм изо всех сил придумывал правдоподобное объяснение своему поведению. — Мало ли какие ещё «калапы» или как их там. «укалапы» могут схватить меня за пятку.
— Наверное. Наверное, ты действительно прав, — согласился немного озадаченный Йосло и снова сел поближе к костру.
— Ты лучше скажи мне, Йосло, — быстро заговорил Пип, уводя мысли друга от своих башмачков и спрятавшегося в одном из них волшебного жёлудя. — Как же нам отыскать ещё один чахлый цветок, когда льет такой сильный дождь?
— Это разве дождь? — спросил в ответ Йосло, почти рассмеявшись. —Увидишь, он скоро кончится… Вот там, где я живу, дождь льёт до тех пор, пока гнилые поганки не вырастают выше самых высоких деревьев.. . самых высоких деревьев…
— Да, ты уже рассказывал мне об этом, Иосло… — Пип достал из кармана своих штанишек золотое перо, подаренное нориком, и, полюбовавшись им немного, добавил: — А главное, ведь ничего нельзя из-за всей этой воды найти съедобного. Сейчас бы пощекотать этим перышком поющих злючек с болотных кустов, и у нас была бы целая гора сладких ягод.
И вдруг, как только Пип произнес слово «ягод», в пещере раздался звонкий хлопок, и перед Иосло и Пипом, как из воздуха, сотворилось уродливое существо, отдалённо напоминающее домашнюю крысу. Такая же вытянутая серая морда, длинные усы, длинный гадкий хвост, только ушей у крысы не было, и глаза оказались в точности как у улиток.
— Отдай мне его, — крыса не просила. Она приказывала.
— Кого? — Пип еле-еле смог что-то из себя выдавить. Он не успел даже пошевелиться. так и сидел, открыв рот от изумления, с золотым пером в руке.
— Зачем оно тебе, Фучука? — Иосло, похоже, напротив, не был удивлен. — Я тебе уже объяснял, что это перо мне дорого, и я никогда тебе его не отдам. Никогда не отдам.
— Но оно не в твоих руках, — зарычала Фучука, вставая на дыбы, подобно карликовой кошке. — Пусть этот детеныш рюмов поговорит со мной, — она указала на Пипа кривым, грязным когтем.
Йосло ещё с минуту смотрел на Фучуку, а потом медленно наклонился к другу и спокойно объяснил, что крыса, его старая знакомая, большая любительница поющих ягод.
— Она намерена искусать нас обоих, если ты, Пип, сейчас не отдашь ей золотое перо. Но ты должен знать, что у неё всего два с половиной зуба и совершенно сточенные когти, — закончил Йосло.
В этом месте Пип, пожалуй, мог бы расхохотаться, если бы ему внезапно не стало жалко Фучуку.
— Ты отдашь мне перо, детёныш рюмов, — продолжала стоять на своем крыса. — Ты отдашь
перо мне, и тогда я расскажу вам, как найти третий мёртвый цветок.
Друзья замолчали… Если бы не беспокойный шепот двенадцатилапых вукалапов, можно было бы подумать, что в пещере вовсе никого нет.
— Хорошо, Фучука, мы обещаем отдать тебе перо. Но только после того, как ты проводишь нас к цветку, — наконец сказал норик, и Пип тут же крепко стиснул его руку: — Не надо, — произнес он чуть слышно, — не надо. мы сами найдём цветок.
— Вы его не найдёте, — рявкнула крыса, — он под водой Безмолвного озера.
— Но зачем же нам тогда отдавать тебе перо, Фучука? Значит, ты не сможешь указать нам путь, и твоя помощь нам не понадобится! — Пип разозлился. Забрать у Йосло то, единственное, что связывало его с таинственным прошлым, в котором он, возможно, был намного счастливее, — ужасная жестокость.
Крыса тоже была раздражена. Она не любила вести беседы, и уж тем более не любила отвечать на вопросы таких жалких существ, как норик и детеныш рюмов. Но этот разговор был в её интересах…
— В безмолвном озере живет большая рыба с павлиньим хвостом, — со злостью прорычала Фучука, делая ударение на каждом слове, — мёртвый цве-
ток растет у её подводной норы. Рыба знает, куда вам нужно идти дальше, и она может перенести вас туда на своей спине… Но вы ни за что не вызовете её из озера без звуков моей дудки.
С этими словами крыса вытянула вперед когтистую лапу. На неё в ту же секунду легла, словно появившись из ниоткуда, изящная красная палочка с тремя дырками.
И хотя Пип уже давно думал про себя, что удивляться подобным вещам с каждым разом, пожалуй, будет все сложнее, он все же удивился.
Удивился тому, что какая-то чудесная гигантская рыба с павлиньим хвостом может любить музыку уродливой и злой Фучуки…
Глава 8
Злобная сороконожка
Получив согласие друзей отдать золотое перо в обмен на помощь, Фучука убралась восвояси. Перед исчезновением довольная крыса пообещала явиться как только небо наконец прекратит лить на землю свои горючие солёные слёзы.
Вукалапы, согревшись, перестали шуршать крыльями, и Пип с Йосло уснули под монотонный шум дождя. Точнее, по-настоящему спал лишь Пип. Норик же проваливался в сон самое большее на десять минут. Маленький рюм, заботливо укрытый сухой соломой, как одеялом (Йосло нашел её в глубине пещеры), заснул так крепко, как не спал ещё никогда…
…Ворл ходил вокруг Пипа кругами, царапал землю острыми когтями, рычал и скалился, но не мог приблизиться к своей жертве. Рюму было жутко видеть голодного зверя совсем рядом, но он ведь не был трусом…
— Видели вы, зазнайки, видели? — хрюкнул Пип и, подняв с земли небольшой камень, бросил его в Ворла.
— Что ты делаешь? Перестань! — закричали трясущиеся от страха Пако и Паки. — Мама все время плачет, она ждет тебя, возвращайся домой!
— И не подумаю, — смеялся Пип. — У меня теперь есть друг, я сильный и храбрый, и надо мной больше никто не будет насмехаться. Никто из рюмов больше не будет называть меня выскочкой!
Пип повернулся спиной к Ворлу и лицом к братьям и показал им кулак, в котором был зажат волшебный жёлудь.
— Ну, бегите же, жалуйтесь на меня маме! Что же вы не торопитесь?
Маленький рюм хотел снова рассмеяться, но вдруг почувствовал на своем затылке и кончиках ушей чьё-то горячее дыхание. Сердце Пипа похолодело от ужаса. Он, не оборачиваясь, разжал ладонь — на землю посыпался черный пепел… Пип бежал и бежал, все время обо что-то спотыкаясь и падая. Он бежал и бежал,
пытаясь позвать на помощь, но никто не слышал его — да
и он сам не мог понять, кричал он или ему только так казалось.
Огромный серебристый Ворл уже почти догнал Пипа, когда с неба стали падать… золотые перья. Они кружились в воздухе и плавно опускались на деревь я и цветы. Одно светящееся перо, самое красивое, кос -нулось ворловского хвоста, и тот немедленно исчез. Будто его никогда и не было. Пип вздохнул с облегчением, сел на траву и закрыл лицо руками.
— Это ты виноват во всём, детёныш рюмов,—
услышал он неожиданно знакомый голос. — Ты такой же, как все рюмы, — самовлюбленный и жестокий. Пип поднял голову и увидел Йосло, сидящего на одной из веток старого дуба.
— Нет-нет, — крикнул Пип. — Я не такой! Ты же знаешь, что я не такой.
— Ты такой, ты такой, — прорычала Фучука, появившаяся вдруг из-за дерева, — ты именно такой, детёныш рюмов… — крыса достала свою дудочку и поднесла её к вонючему рту. — Сейчас чудесная рыба услышит мою музыку и проглотит тебя!
— Нет, — заплакал рюм и снова бросился бежать.
Пип бежал очень долго, а когда совсем устал, решил на время спрятаться в кустах можжевельника. Размазывая слёзы по щекам, он всхлипывал и всё время повторял: «Нет-нет, я не такой, не такой.»
— Нет, ты именно такой, детёныш рюмов, — произнёс кто-то, заглядывая в убежище Пипа. — Ты именно такой, потому что все рюмы именно такие, — сказал кто-то и воткнул в ногу Пипа длинную острую иглу.
— Ай! — закричал маленький рюм и проснулся. — Как же больно! Как больно!
— Что такое, Пип, что случилось? — Йосло обнял друга. — Наверное, тебе приснился кошмар. Та-
кое случается, когда спишь в одной пещере с вукала-пами.
Норик попытался выпустить Пипа из объятий, но тот вцепился в Йосло мертвой хваткой.
— Не оставляй меня, не уходи, — прошептал Пип в костлявое нориковское плечо. — Мне так страшно. Очень страшно.
Незаметно для друзей из-под соломы-одеяла стремительно выбежала ядовито-зелёная сороконожка. Одна её лапка в самом конце левого ряда миниатюрных ножек волочилась по земле. Из хвоста сороконожки торчало длинное острое жало.
— Будешь знать, как калечить мне ногу, детёныш рюмов, — прошипела сороконожка и зарылась с головой в песок.
…Фучука появилась, как и обещала, сразу после того, как небо всё же решило взять передышку.
Дорога к Безмолвному озеру лежала через заросли шиповника. Он расстилался под ногами колким изумрудным ковром, цеплял одежду, кусался, оставляя на ногах и руках тонкие полоски бледно-красных царапин. Наверное тощему Норику уже доводилось пробираться через шиповник, потому что ссадин у него было совсем немного. А вот крошка рюм то и дело вынимал из себя прилипчивые колючки.
Пипу казалось, что с каждым шагом заросли становятся все гуще, и конца им не будет. Кроме того, Пип не захотел признаться Йосло, но его пятка, в которую во сне вонзилась чья-то игла, распухла и начала неметь. Ну что он ему скажет? Чем это объяснит? «У меня просто разыгралась фантазия, — твердил про себя Пип. — Наверное, такое тоже случается, когда спишь в одной пещере с ву-калапами…»
Фучука бежала впереди и зло ворчала, что если бы не бесценное золотое перо, она и не подумала бы предстать перед этими «дурачками».
— Ищут они Радужную Ящерицу, — рычала она, вращая улиточными глазами во все стороны. — Какая глупость. Стала бы я искать того, кто завидует всем и каждому…
Маленький рюм, конечно, слышал, о чем болтала уродливая крыса, но он был слишком занят, чтобы всерьез об этом задумываться. Во-пер-
вых, Пипа всё больше беспокоила нога, а во-вторых, чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, он то и дело отставал от своих спутников, украдкой срывая плоды шиповника. Под плотной кожей ягод, похожих на нераспустившиеся бутоны роз, скрывались не только семечки, от которых, если ты их случайно проглатывал, чесалось горло и язык, но и нежнейшая мякоть. Пип, к которому после затянувшегося дождя вернулось обоняние, теперь в полной мере мог насладиться как вкусом ягод, так и их запахом.
«Нет, с ногой всё же что-то не так», — подумал Пип и раздраженно сдёрнул с куста ещё одну ягоду. Рюм почти заметно прихрамывал, ведь ниже колена он уже ничего не чувствовал. — «Может, все-таки сказать, Йосло…» — посоветовался он сам с собой…
— Какие же они дурачки, — неосторожно продолжала рычать Фучука, забыв о том, что кто-то здесь может её слышать. — Ищут Радужную Ящерицу. Им не ящерицу надо искать, а листья папоротника. Пока этот детёныш рюма ещё в состоянии передвигаться.
На последнем слове Пип споткнулся и упал, будто получил удар по голове чем-то тяжелым.
— Что ты сказала? — закричал он. — Повтори немедленно, Фучука, что ты сказала?
Фучука в одну секунду оказалась перед самым носом Пипа и, невозмутимо глядя ему в полные слёз глаза, произнесла:
— Я сказала только то, детёныш рюмов, что ты скоро не сможешь передвигаться.
Йосло стоял позади крысы, совершенно испуганный и растерянный. Норик научился выживать в шумном лесу, многое умел и знал, но он не мог взять в толк, о чём это говорит ворчливая Фучука.
— Почему он не сможет ходить? — спросил Йосло, отстраняя худой рукой морду старой крысы от блед-
ного лица друга. — Что за ерунду ты болтаешь? Тебе мало того, что мы скоро отдадим перо?
— От своего я не отступлюсь, и не надейтесь, — клацнула та двумя оставшимися зубами. — Но если кто здесь и болтает ерунду, то уж точно не я! Этого рюма ужалила ядовитая сороконожка, и яд начал действовать. Когда он доберется до его сердца — детеныш рюма умрет…
Глава 9
На спине огромной рыбы
Безмолвное озеро действительно было безмолвным. Ничто не выдавало в нём жизни. Ни всплеск от хвоста проплывающей мелкой рыбёшки, ни едва заметное движение воды от прикасающегося к её поверхности ветра. Ничего… Озеро словно уснуло беспробудным сном, и никто на свете не мог его разбудить.
— Вот это да, — произнес Пип, вдыхая влажный воздух. — Оно как нарисованное, совсем неживое.
—Не разговаривай, Пип, тебе надо беречь силы, — сказал Йосло и бережно спустил друга со своих уставших рук на прозрачные ракушки у самого берега. — Тебе надо беречь силы.
Пипу было очень стыдно от того, что весь остаток пути его нёс Йосло на своих тонких руках. Если бы он мог пошевелить хотя бы пальцем одной ноги, он бы ни за что не позволил норику себя поднять.
—Такое странное путешествие, — рассуждал про себя маленький рюм, ковыряя пальцами (пока он ещё мог это делать) в стеклянных отверстиях малень-
ких и больших ракушек. — Я видел Ворла, гигантского дождевого червя, Ёжика и вукалапов, но мне неинтересно, как выглядит сороконожка, из-за которой я, похоже, и впрямь умираю… Маму только жалко… и папу… Да и перед Пако и Паки не успел похвастаться… Дались мне эти жёлуди… какая вообще разница, откуда они у нас появились…
— Мы отыщем этот папоротник, Пип, верь мне. Обязательно отыщем. — Передохнув немного, Йосло, снова поднял Пипа с земли. Маленький рюм даже слабо хрюкнул — совсем как в детстве у мамы на руках…
Фучука сидела на круглом скользком камне, всматривалась в гладь спящей воды и вертела в лапах дудочку.
—Сейчас, сейчас, — бормотала крыса, — сейчас…
Пипу привиделось, что где-то на самой середине озера блеснула на солнце рыбья чешуя. Рюм прищурился, а Фучука начала играть… И тут, заполняя собой всё пространство от неба до земли, разлилась необыкновенной красоты музыка — такая, что у Йосло и Пипа перехватило дыхание. Старая крыса вдохнула в обыкновенную дудочку жизнь и этим превратила её в волшебную.
Через пять минут после того, как Фучука заиграла, по безмолвному озеру побежала рябь. На друзей одна за другой полетели мелкие, возмущенные тем, что их разбудили, капли. Волна нерешительно откинула хрупкие ракушки подальше от берега — из воды показалась рыба. Большая рыба. Очень большая.
— Ого! Пожалуй, она даже больше Ворла, — сказал Пип, все ещё не сводя глаз с рыбы.
Её чешуйки переплетались между собой, как переплетались соломенные прутья тех корзин, которые мама Поки дала Пипу, отправляя его за поющими ягодами. Плавники рыбы, её глаза и распахнутый рот показались Пипу самыми обыкновенными (если, конечно, не принимать во внимание их размеры), а вот хвост… Хвост был потрясающе красивым. Пип никогда не видел павлинов (мама рассказывала, что они жили когда-то в противоположной от их деревни части леса, в дуплах
низеньких деревьев), но он был уверен, что ни у одного из них не было столь роскошного хвоста. Каждое перо украшал рисунок из нескольких разноцветных кругов и витиеватых полосок. Перья сияли и переливались, отражаясь в воде чудесными яркими красками.
Фучука закончила играть, и волшебная дудка сразу же исчезла.
— Я выполнила свою часть договора, — прорычала крыса, вся дрожа от волнения. — Теперь отдайте мне перо.
Пип с грустью взглянул на норика. Словно избегая сочувствия, тот отрешенно разглядывал огромную рыбу.
— Отдай его Фучуке, Пип. Она его заслужила.
Маленький рюм невольно вздохнул и достал из
кармана невесомую драгоценность. То самое золотое перо, из-за которого Йосло, отказавшись от дальнейших попыток выкрасть у рюмов жёлуди, отправился с Пипом в рискованное путешествие. То самое перо, что пахло свободой, то самое, которое было «прошлым, и будущим».
— Отдай, — повторил Йосло твердо. — Отдай ей его.
Фучука уже не дрожала, она топала в нетерпении лягушечьими ногами и рычала:
— Отдай мне его, детеныш рюмов, отдай…
Пип быстро протянул Фучуке перо и сразу же обнял Йосло за шею:
— Я знаю, Радужной Ящерице оно не понадобится. Оно ей не нужно, чтобы рассказать тебе то, что ты хочешь знать…
Рыба тем временем послушно дожидалась, когда Йосло и Пип решат на неё вскарабкаться. Как только Йосло, с трудом цепляясь за мокрые плавники, забрался ей на спину и втащил следом наполовину обездвиженного Пипа, чудесная рыба поплыла.
Сидеть на её спине было не так удобно, как могло показаться со стороны: чешуя была склизкой и холодной, а усы, за которые Пип и Йосло ухватились, как за поводья, резали руки и все время норовили из них выскользнуть. Но всё же это было лучше, чем бродить с распухшей ногой по зарослям шиповника в компании сумасшедшей Фучуки…
Старая крыса была довольна. Она любовалась пером, нюхала его, гладила и выглядела в этот момент не такой уж уродливой. Фучука уже начала превращаться в маленькую точку на берегу Безмолвного озера, как неожиданно до друзей донесся её хриплый голос:
— Ищите папоротник у норы ящерицы… Вы обязательно его найдёте… найдёте!
…Маленький рюм понимал, что ему становится хуже.
Теперь у него онемели не только ноги, но и обе руки по самые локти. И как тощий Норик умудрялся удерживать Пипа и при этом не выпускать из рук рыбьих усов? Пипу ужасно хотелось закрыть глаза (веки стали такими тяжелыми), но он догадывался, что делать этого не стоит. Похоже, Йосло был такого же мнения, потому что с тех пор, как они взобрались на рыбу, рот у норика не закрывался ни на минуту. Йосло всё время что-то рассказывал. Причём истории были никак не связаны между собой. Пип мог поспорить, что большую часть рассказанного норик попросту сочинял на ходу.
—То есть эти человечки так и живут. в ромашках? — переспросил Пип и хрюкнул.
— Да-да, — отвечал Йосло очень бодро и весело. — На ночь они закрываются в цветках, как в домиках, и спят в пушистой пыльце до самого утра, пока их не разбудят первые лучи солнца. Да-да, первые лучи солнца.
Пип прекрасно понимал, почему Норик, измученный долгой дорогой, разговаривает сейчас так неестественно громко и беззаботно. И оттого, что Пип это понимал, он ощущал себя ещё сквернее. «Значит, плохо дело, — размышлял малень-
кий рюм, не обращая внимания на бессвязную болтовню друга. — Значит, времени осталось совсем немного…»
— Йосло, а как же ты смог вырваться из плена Бур-бульи? — спросил Пип, рассматривая проносящиеся над ним воздушные облака.
Норик ненадолго задумался.
— Я точно не знаю, Пип, но, кажется, я оторвался ото всех остальных ещё в детстве. Так рассказывала мне бабушка Яросло.
— Что значит «оторвался»?
— Я говорил тебе, Пип, что норики живут в подчинении у Бурбульи. Норики связаны с ней «ниткой подчинения». И никто из нориков не может освободиться. Никак не может освободиться. — Йосло, очевидно, забыл о том, что ещё минуту назад ободрял Пипа, поскольку голос его, как прежде, снова стал печальным.
— Про нитку ты мне не рассказывал. Это такая нитка, которой сшивают разорванную одежду?
— Нет, Пип… Это неви-
димая нить, но она крепче любых нитей — её нельзя разорвать…
— Но ты же смог…
— Я не знаю, как это вышло. Я этого не помню… А кроме того, не могу помочь своим освобождением ни одному из нориков…
— Но ты поможешь! Ты обязательно поможешь! Вот когда я снова смогу ходить и расспрошу у ящерицы всё про волшебные жёлуди, я непременно достану для тебя один. — на последнем слове Пип поперхнулся. Всё же стыдно скрывать от Йосло последний жёлудь. Норик заботится о нём, во всём помогает. Он его единственный настоящий друг. Нет, Пип больше не должен обманывать норика, он прямо сейчас отдаст Йосло жёлудь.
— Там в башмачке. — решительно начал маленький рюм, но не успел договорить. Большая рыба с павлиньим хвостом остановилась. Путешествие, похоже, подходило к концу.
— Всё, не разговаривай больше, Пип. Тебе надо беречь силы. А нам надо спешить.
Глава 10
Радужная Ящерица и превращение норика
Это место было совсем не похоже на Шумный лес или другие места, где много высоких пышно-
гривых деревьев, цве тов и густой травы.
Здесь было одновременно
жарко, душно, безветренно и тихо — ни запаха, ни звука, говорящего о присутствии живого существа. Кроме песка и колючих низеньких кустиков, нахально высовывающихся из-под гигантских валунов, Пип ничего больше не мог разглядеть. Правда его глаза почему-то стали плохо различать цвета и сильно слезились. Но удивляться Пип и не думал… Ведь он знал, в чём тут было дело…
— Злобная сороконожка, — пробормотал Пип, облизывая потрескавшиеся губы. Ему ужасно хотелось пить. — Что я ей сделал?
— Я очень прошу тебя, не разговаривай, Пип, — на Йосло было страшно смотреть. Долгая дорога обратила и без того худого норика в свою же собственную тень. Только глаза — глубокие и такие тёплые — всё ещё горели таинственным золотым огнём.
— Мы должны найти папоротник. Мы должны его найти, — Норик продолжал нести на себе Пипа и, хотя тот постоянно просил друга опустить его на землю, упрямо шёл дальше. Если бы только ступни ног маленького рюма могли ощутить, как больно обжигает кожу этот равнодушный песок.
— Может, нам встретится ещё один друг? Он подскажет…— Пипу все труднее было разговаривать, но и молчать в тот момент, когда на лице норика он видел абсолютное отчаяние, уж точ-
но не мог. — Сколько там нам друзей предсказала птичка?
Йосло тяжело вздохнул и всё же спустил друга с рук. Потом медленно наклонился, опираясь на один из беспорядочно разбросанных по пустыне камней, и сел рядом. Пип в эту минуту нестерпимо захотел обнять Йосло и сделать для него что-нибудь стоящее, что-нибудь важное, что-нибудь, с чем можно было бы мирно уснуть. Маленький рюм опять вспомнил о жёлуде в своем башмачке и закусил губу… Зачем только он тянул с этим так долго? Признаваться в обмане тогда, когда терять всё равно нечего, — совершеннейшая трусость.
Норик незаметно смахнул каплю с длинных, смотрящих вниз ресниц и, оторвав рюма от его невесёлых мыслей, сказал:
— Они все уже нам повстречались, Пип. Первым другом для нас стал Эрвин, вторым другом, как ни странно, Фучука… Ведь она помогла
нам, Пип, — сразу же добавил норик, заметив на себе удивленный взгляд рюма, — она подсказала где искать папоротник… Другое дело, что я, глупый, не могу отыскать ни листочка. ни единого листочка.
— Хорошо. А где же третий друг?
— Наверное, это Ёжик.
— Нет. Ёжик не помогал нам добираться до цветка.
— Тогда третий друг — рыба. Да-да, конечно, рыба.
— Рыба не стала нашим другом, — пробормотал Пип. — Мы на ней передвигались, и только.
Йосло медленно покачал головой из стороны в сторону.
— Нет-нет, Пип, тот, кто помогает, всегда становится другом.
— Ты прав и не прав, глупый норик. — Йосло и Пип вздрогнули (точнее, Пип обязательно вздрогнул бы, если бы мог пошевелиться). Голос неизвестного был таким безучастным.
Поверхность бесцветного камня, на который опирался обессилевший Йосло, вдруг ожила. От неё отделилось что-то маленькое и такое же бесцветное. Это была ящерка… полностью сливавшаяся с валуном, а потому совсем непримечательная.
Ящерица неторопливо повернулась к Иосло:
— Другом становится тот, кто предлагает помощь даже тогда, когда его об этом не просят. Червяк стал вашим другом, и старая уродливая крыса, подсказавшая вам, где искать лекарство от яда сороконожки, могла бы им стать. Если бы у вас была возможность её узнать… Но вот рыба никогда не стала бы ни для кого другом. Она просто любит музыку волшебной дудки. И делает всё, чтобы услышать её вновь.
Пип не мог приподняться с земли, чтобы получше рассмотреть ящерку, но и из своего положения он мог увидеть, что её внешность настолько обыкновенная, насколько необыкновенным было всё то, что приключилось с маленьким рюмом. Эта ящерица не могла быть той, кого они с Иосло искали столько дней. Не могла!
Норик, тем временем приблизивший свою вытянутую мордочку почти к самому носу ящерки, с интересом глядел на её чешуйчатую кожу, раздвоенный, то и дело появляющийся изо рта язык, кривые ножки с липучками на каждом из крохотных пальцев.
— Прошу вас, скажите нам, где искать папоротник! Пип умрёт, если мы его не найдём, а я не вижу здесь ни одного растения… ни одного… — От усталости Йосло не осталось и следа, он в нетерпении переминал
ся с одной ноги на другую и готов был бежать по жгучему песку куда угодно, лишь бы как можно быстрее вылечить Рюма.
— Почему же вы не спрашиваете меня о врагах? — Ящерица словно не слышала мольбы Йосло. Она спустилась с камня на землю, и только теперь Пип и Йосло заметили у его основания норку размером с грецкий орех…
— А почему мы должны тебя об этом спрашивать? — сердито сказал Пип. Его обидело то, что ящерица не захотела разговаривать с нориком. — Ты же не Радужная Ящерица, которую мы ищем!
— Ну почему же, — произнесла та, прогуливаясь по песку у самых ног Пипа. — Я — она самая.
Друзья замерли. Они не знали, что им говорить, что делать. Им надо было бы радоваться и поскорей расспрашивать ящерицу о волшебных желудях, о золотом пере и о многом другом, что так давно хотелось узнать. Но Пип лежал на горячей земле без движения, и Йосло не мог говорить ни о чём, кроме противоядия от укуса сороконожки.
— Понятно, — сказала ящерица. — Вы мне не верите… Вы верите лишь в то, во что привыкли… Ну хорошо, пусть всё будет так, как вы этого ожидали. — И с этими словами кончик хвоста яще-
рицы поднялся вверх, а затем с громким свистом опустился вниз, коснувшись земли. В эту же секунду ящерица увеличилась в размерах и приобрела совсем иной вид.
Её туловище наполовину, от головы до лапок, стало ярко-красного цвета, другая же половина переливалась всеми цветами радуги. По всей длине изогнутой спинки тянулась бронзовая тонкая полоска…
Пустыня тоже преобразилась. Песок сплошь покрылся травой и танцующими на ветру маками, из-под валунов росли не колючки, а стебли прекрасных четырехлепестковых цветков. А возле того камня, где Йосло и Пип разглядели нору ящерицы, распустился папоротник.
Норик кинулся к нему, но не успел приблизиться ни к одному из спасительных листьев — хвостом Радужной Ящерицы он был сразу же отброшен назад. В новом обличье она больше походила на сказочного дракона.
— Не торопись, — спокойно сказала Ящерица. — Возможно, папоротник тебе не понадобится. Я знаю, что вы шли ко мне много дней, и я знаю, зачем вы шли ко мне. Я не испытываю желания говорить с вами, но раз уж вы добрались до меня почти без потерь (с этими словами Ящерица равнодушно взглянула на умирающего Пипа), я буду так
добра, что дам вам то, к чему вы стремились. Но как бы вы меня ни просили, я расскажу только то, что посчитаю нужным…
Глава 11
Волшебные жёлуди
— Около сотни лет назад рюмы были не так храбры и самоуверенны, какими сейчас их знают все жители Шумного леса, — начала свой рассказ Ящерица. — Это были жалкие, трусливые существа, пусть и обладающие способностью хорошо слышать и чуять запахи на расстоянии. Впрочем, распорядиться этим умением они так и не смогли. Всё, на что оказались способны рюмы в своём желании иметь больше чем другие, так это отгородиться ото всех стеной пренебрежения…
Рюмы и сейчас продолжают пренебрегать всяким, кто от них отличается. Разница меж-
ду вчера и сегодня небольшая — она в волшебных жёлудях… Они подарили рюмам силу и смелость, о которой те не могли прежде и мечтать. Они подарили рюмам уверенность в том, что в их деревню не вторгнется ни одно презренное существо… Рюмы надёжно уберегли свой маленький мир «самолюбия
и хвастовства» от какого-либо вмешательства со стороны.
Вы, наверное, хотите знать, откуда у рюмов появились жёлуди? Рюмы всего-навсего их украли… Украли у тех, кто никогда не обманывал, не был жесток или жаден. Они украли их у тех, кто ни разу никому не позавидовал. Они украли их у нориков!..
…Йосло растерянно повернулся к обездвиженному крошке рюму и посмотрел на него так, будто видел впервые. Пип крепко-крепко сомкнул глаза и заплакал. Пусть всё это будет сном. Страшным сном. Он вовсе не хотел ТАКОЙ правды, он не был к ней готов!
…Рюмы украли жёлуди у нориков, которые веками жили на верхушках золотых дубов, дающих им жизненную энергию. Поскольку рюмам оказалось мало просто собрать с деревьев все до последнего волшебные жёлуди и спрятать их в своих подземельях, они решили уничтожить золотые дубы.
— Сделать это нетрудно прошипела Ящерица, повернув голову к Пипу, — достаточно надрезать кору и капнуть на свежую ранку три капли яда той самой сороконожки, которая ужалила тебя в пятку, детёныш рюмов…
Ты, Йосло, не найдешь покоя, пока не обретешь свободу, — Ящерица угрожающе нависла над ошеломленным нориком и зашептала ему в длинное
ухо. — Ведь твой покой не на земле, а в небе… Чтобы избавиться от нити, связывающей тебя с другими нориками, оказавшимися во власти жабы, тебе нужна самая малость. Тебе просто надо дождаться, когда этот детёныш рюмов умрет.
Пип вскрикнул почти неслышно и зажмурился ещё сильнее. Маленький рюм желал только одного: пусть этот кошмар поскорее кончится. Он чувствовал, что умирает. «Пусть, пусть всё так и будет», — твердил про себя Пип. Никогда ещё он не испытывал большего ужаса. Пип мог бы сейчас с легкостью приблизиться к раскрытой пасти Ворла, но он не мог взглянуть на своего друга, на того, кто в одну секунду стал его врагом. Так, значит, вот этот третий враг, которого предсказала красная птица! У Пипа нестерпимо болела голова, а в ушах эхом звучало: «Жалкие, трусливые. жалкие, трусливые.» И рюм вдруг открыл глаза.
Нет, увы, всё происходящее не было сном.
— Тебе просто надо дождаться, когда детёныш рюмов умрёт, — Радужная Ящерица описывала круги вокруг Йосло и Пипа и с интересом наблюдала за друзьями. Она будто ждала развязки любимой детской сказки.
— Йосло, — с трудом заговорил Пип. — Оставь меня здесь и возвращайся домой… скоро ты будешь
свободен. Ты достоин этого… — Пип плакал, но
он ощущал себя не трусом, спрятавшим от норика то, что рюмам даже не принадлежало, а настоящим храбрецом.
— Пип, не говори ерунды. Ты будешь жить… — Йосло грустно улыбнулся и стремительно бросился к папоротнику. Он с корнем вырвал один из листков, разорвал его на множество частей и, сжав в своих тонких пальцах, выдавил в раскрытый рот Пипа несколько капель вяжущего сока.
По ногам маленького рюма тут же растеклось приятное тепло. Оно постепенно поднималось все выше и выше, а когда добралось до кончиков его плоских, похожих на тарелки ушей, Пип смог приподняться на пока ещё не вполне слушающихся его руках. Рюм очень удивился, но вокруг всё выглядело так же, как до появления Ящерицы. Только песок и валуны. Только колючки и Йосло, свернувшийся у ног Пипа калачиком. Так вот он третий друг, которого предсказала красная птица!
— Спасибо тебе, Йосло, и прости меня, прости, пожалуйста, — плакал крошка рюм, повиснув на шее норика. — Ты мой единственный настоящий друг, но я не знал ничего про золотые дубы и про. — Пип вытер с лица слезы. — Йосло, я должен тебе признаться… Я не мог сказать тебе раньше, потому что мне было стыдно… У меня остался один последний жёлудь… Я не знаю, пригодится ли он тебе после всего того, что
мы узнали, но я хотел бы, чтобы он был у тебя, — Пип снял с ноги башмачок, подаренный когда-то Йосло, и вытряхнул из него грязный, помятый жёлудь…
— Это он? — радостно спросил норик.
— Да. Это он, — отвечал ему Пип. — Я не должен был обманывать тебя, Йосло, но я боялся, что, получив его, ты исчезнешь и оставишь меня одного.
— Я бы никогда так не поступил, — сказал норик. Его круглый нос стал влажным, а острые, торчащие вверх уши затрепетали от нетерпения. Йосло протянул к раскрытой ладошке Пипа руку. — Значит, я могу его взять?
— Конечно можешь!
Йосло, всё ещё не веря своему счастью, неуверенно коснулся пальцами шляпки жёлудя и.
— Ой, — закричал Пип, ослеплённый яркой вспышкой.
На секунду всё вокруг озарилось каким-то неземным светом — из спины Йосло, словно золотые лучи, вырвались огромные сияющие крылья. Они горели не обжигающим огнём, они были восхитительны! Лишь единожды взмахнув крыльями, Йосло легко поднялся в небо. Он летал золотой птицей так высоко, что Пип, чьё сердце бешено колотилось от восторга, поначалу не мог рассмотреть ничего, кроме облаков и полоски света, мелькающей между ними. Вскоре крошка рюм заметил, что полосок с каждой минутой стано-
вится всё больше и больше… Через некоторое время они заполнили собою почти всё небо, и оно тоже засверкало сказочным огнём.
Пип сидел на песке, задрав голову вверх, и громко смеялся. Ему чудилось: он слышит, как где-то далеко отсюда, за семью болотами от деревни рюмов (там, где жарко, но дождливо, а когда дождь льёт три новолуния подряд, из земли вырастают синие гнилые поганки), хныкала беспомощная жаба Бурбулья. Хныкала, точь в точь как мелкий головастик.
Глава 12
Возвращение
—Почему ты рассказала им только часть правды? — Красная хохлатая птичка возмущенно наблюдала за тем, как серая ящерица, вольготно расположившись на большом бесцветном камне, подставляет солнцу чешуйчатую спинку. — Почему, почему?
— Потому что другой правды я уже не помню…
—Но ты не можешь не помнить! Ведь это именно ты научила рюмов тому, как выкрасть волшебные жёлуди
и уничтожить все золотые дубы. Ведь это именно ты подарила Бурбулье «нитку власти». Ведь это именно ты всегда завидовала норикам…
— С тех пор прошло много времени, — равнодушно отвечала ящерица. — Я получила удовольствие от того, что сделала нориков несчастными, но, к сожалению, не научилась благодаря этому летать. А теперь справедливость восторжествовала, не так ли?
— Да, восторжествовала! Но если бы я не отыскала тогда несколько тонких, рвущихся волокон нитки и не разорвала бы их клювом, Йосло никогда не оторвался бы от остальных!
— Послушай, Икла, скоро в Шумном лесу снова появятся золотые дубы. Норики отныне свободны и летают выше самых ярких звезд. Я же по-прежнему ползаю по валунам этой жаркой пустыни.
— Но ведь теперь ты не одна?
— Да, это верно, Икла. покончим с этим спором. Лучше расскажи мне о том, к каким сказочным краям ты сегодня летала.

Пип обхватил крепкую шею Йосло и смотрел, как внизу под ними проносятся деревья, болота, скалы. Ветер приятно обдувал лицо Пипа, и он наказывал себе ни о чём не думать… Напрасно. Самые разные мысли непрошеными гостями появлялись
в его голове: то Пип вспоминал смешного червя Эрвина, то ворчливую Фучуку, мечтавшую о золотом пере (теперь-то маленький рюм знал, чьё это было перо в действительности). То думал о физиономии Бурбульи, когда все норики, выпустив свои крылья, взлетали в небеса. Кто теперь будет доставать этой ужасной жабе тысячи поющих ягод и визжалов? Пип так развеселился при мыслях о худой, уменьшившейся в десятки раз Бурбулье, что громко при-хрюкнул.
— У тебя всё в порядке, Пип? — спросил норик, обернувшись на друга, сидящего у него на спине.
— Да, Йосло. Я просто представил, как Бурбулья будет учиться сама доставать себе еду! — Пип широко улыбнулся. Маленький рюм ещё не успел привыкнуть к новому норику — сильному, красивому и совершенно счастливому!
— Ты скоро будешь дома, Пип. Держись за меня покрепче, — сказал Йосло, легко паря над облаками.
И тут Пип вдруг испугался… За пределами деревни рюмов он нашёл друзей, увидел столько всего такого, о чём никогда не смел мечтать. За пределами деревни рюмов Пип был свободен думать о жителях Шумного леса то, что он хочет, а не то, что говорят ему думать родители… За пределами деревни рюмов Пип был самим собой…
Маленький рюм вздохнул и вцепился в Йосло ещё сильнее. Пип, несомненно, соскучился по маме, по папе (и даже самую малость по братьям-задирам), но как же теперь жить в деревне с той правдой, которую о ткрыла ему Радужная Ящерица? Как встретят маленького рюма родные, что скажут ему, когда увидят рядом норика? Ведь рюмы не просто украли у нориков их свободу, они презирали их и называли глупыми…
. Пип знает, что это не так.
Впереди показались туманные очертания толстых низеньких домиков (глиняные черепицы крыш были выложены так, точно это шляпки огромных
волшебных желудей), аккуратная, подстриженна я трава, ухоженные яблоневые сады… и Пип попросил Йосло спуститься. Перед возвращением в деревню маленький рюм снова хотел прогуляться п о Шумному лесу. А ещё Пип собирался полакомиться поющими ягодами.
Шумный лес довольно быстро погрузился в густую темноту, и все его обитатели, отгоняя от себя воспоминания о дневных заботах, разбежались кто куда —
по своим укромным норам и дуплам. Где-то в глубине леса развлекалась розовая сова, гулким уханьем пугая мышей, где-то за спиной, в кустах, крался неведомый зверь, но Пип не боялся… Крылья Йосло освещали дорогу ярким светом и, похоже, оберегали друзей от всех неприятностей.
Йосло ступал по земле так легко, будто вовсе её не касался. Он не забегал вперед Пипа, не суетился, не горбился, не заламывал тонкие пальцы худых рук — он шёл рядом с другом такой уверенный и спокойный, что эта уверенность невольно передалась и Пипу. Маленький рюм неожиданно для себя решил, что останется в деревне лишь в том случае, если рюмы попросят у Йосло прощения.
— Смотри, Йосло, моя корзина. — Пип наклонился и поднял с земли потрёпанную соломенную корзину мамы Поки. Ту самую, что он выпустил из рук при виде свирепого Ворла. — Здесь где-то должен быть и жёлудь без шляпки, который я так и не успел тебе отдать.
Но тут маленький рюм заметил, что Йосло не слушает его. Рассматривая что-то в густой траве, норик с выражением радостного изумления на лице, опускался на колени. Пип подошел ближе: перед ним лежал, почти утонувший в рыхлой земле, треснувший жёлудь. Крошка рюм, конечно, чуть было не принял его за «тот самый», но потом
вдруг заметил, что из узкой трещины торчит какой-то золотой листочек.
— Что это? — спросил Пип, не отрывая взгляда от жёлудя.
— Это — моя жизнь, это — моя сила, это — росток золотого дуба…
У Пипа перехватило дыхание. Он хотел что-то сказать, но не успел: улыбающийся норик выпрямился и
крепко его обнял.
— Сейчас я наберу тебе полную корзину поющих ягод, — весело сказал Йосло, а Пип кивнул…

Свернув с болотной опушки, Йосло и Пип попадали во владения рюмов, и Пип знал, что все они наверняка уже почувствовали чужака — его
друга норика. Однако, чем ближе Пип был к своему дому, тем яснее понимал, что сам он почему-то не ощущает знакомых запахов свежего яблочного варенья и фруктового киселя. Рюм также с удивлением обнаружил, что яблони в садах сбросили с
себя жужжащие яблоки, но те так и остались лежать нетронутыми в тени деревьев. И хотя сейчас была ночь (а рюмы никогда не оставляют свечки в домах зажженными), окна в круглых домах всё же мерцали едва различимым светом. Ещё Пип хорошо слышал, как за каждой дверью испуганно шепчутся о чём-то его многочисленные тётушки и дядюшки.
Пип попросил Йосло не улетать, пока он не встретится с родителями, и норик послушно шёл рядом, заинтересованно всматриваясь в каждый уголок негостеприимной деревни. Наконец Пип остановился перед дверью одного из домиков и, заглянув Йосло в глаза, сказал: «Я слышу, что они меня ждут… И они знают, что я пришёл с тобой».
Глава 13
Болотная лиственница
Мама Поки без конца целовала маленького рюма в круглый нос, уши, лоб и волосы. Всхлипывала, прижимая его к себе, и причитала о том, как же сильно Пип похудел. Угрюмый папа и братья неподвижно сидели за пустым столом и, искоса наблюдая за горячими объятиями матери и сына, то и дело переводили полный ненависти взгляд на стоявшего в дверях Йосло.
…Ночь оказалось ужасно долгой и утомительной. Мама Поки старательно делала вид, что норика не
существует, и терпеливо
слушала эмоциональный рассказ Пипа обо всём, что с ним приключилось. В самых захватывающих местах Пако и Паки вздрагивали, а иногда, на радость Пипу, даже охали. Никто ни разу не перебил крошку рюма, но, когда он закончил говорить и выдохнул, мама
Поки медленно подошла к полке, на которой стояло около пятнадцати банок с различным вареньем, и сняла с неё небольшой глиняный сосуд.
— В это превратились все жёлуди нашей деревни, — сказала мама голосом, полным отчаяния. И, вытащив деревянную пробку, она высыпала на пол черный пепел. — В это превратились и те жёлуди, что хранились в наших подземельях…
— Мама, но эти жёлуди никогда не были нашими! — выпалил Пип, почувствовав на себя тяжёлые взгляды отца и братьев. — Мы можем обойтись и без них! У нас есть способности, у нас есть.
— Что ты такое говоришь, Пип? — закричал отец и, подскочив к Пипу, больно схватил его за запястье. Мама Поки закрыла лицо руками. — Ты один во всём виноват и ещё смеешь спокойно рассказывать об этом! Без этих желудей мы не можем укрыться от опасностей, без них мы не можем защититься от всех тех тварей, что живут в Шумном лесу! Без этих желудей мы — никто! — Отец замахнулся на Пипа свободной рукой, но мама Поки с воплем бросилась к сыну.
— Неправда! — ещё громче закричал в ответ Пип, выдёргивая руку из цепких пальцев отца, при этом пытаясь высвободиться из объятий матери. — В Шумном лесу живут не только враги! Если бы вы не трусили, вечно отгораживаясь ото всех, вы бы
узнали, сколько вокруг «чужаков», готовых приити на помощь! — И маленький рюм разрыдался…
— Послушай, сынок, — снисходительным тоном сказала мама Поки, заботливо вытирая подолом платья слёзы с лица крошки рюма. — Мы столетиями живём закрывшись от остального мира. Мы жили так всегда, и будем так жить. Мы не умеем и не хотим жить по-другому. Мы — рюмы.
— Значит, я — не рюм! — твёрдо произнёс Пип и, всхлипнув, посмотрел на Йосло. Тот грустно глядел в рассеивающуюся темноту за окном.
— Если вы возведёте высокие стены из прутьев болотной лиственницы, вам не нужны будут волшебные жёлуди, чтобы спрятаться. — Норик обернулся и посмотрел отцу Пипа прямо в глаза. — На свете нет ничего более прочного, чем сплетённые между собой листья этого растения. Такую стену не сможет преодолеть ни один даже самый свирепый Ворл.
Глава 14 По дороге к новым приключениям…
Крошка рюм с восхищением погладил молодые светящиеся листочки золотого дуба. Деревце не доросло пока даже до коленок Пипа. Но стоило Йосло (или любому другому норику) к нему приблизиться, как оно изо всех сил начинало тянуться вверх.
—Йосло, а золотые дубы нельзя будет снова погубить ядом злобной сороконожки? — обеспокоенно спросил Пип, забрасывая в рот сразу пригоршню поющих ягод.
—Нет, Пип, — отвечал ему Йосло, свесившись с ветки серого морщинистого тополя, точно летучая мышь. — Никакой яд больше их не уничтожит — наши деревья стали
сильнее, и мы стали сильнее…
— Это здорово! — прихрюкнул Пип и отряхнул руки от фиолетовых ягодных ворсинок. — Ну что, полетели?!
Йосло спустился с дерева, расправил золотые крылья и, внимательно посмотрев на Пипа, спросил:
— А ты не пожалеешь о том, что не остался?
Пип похлопал Йосло по крылу и доверительно прошептал ему в самое ухо:
— Я буду очень скучать по ним, но я НИ ЗА ЧТО и НИКОГДА не пожалею…
Оглавление
Глава 1. Наказание поющими ягодами
Глава 2. Предсказание
Глава 3. Шумный лес
Глава 4. Встреча со ЗВЕРЕМ
Глава 5. Червяк по имени
Глава 6. Чаепитие
Глава 7. Солёный ливень и знакомство с Фучукой
Глава 8. Злобная сороконожка
Глава 9. На спине огромной рыбы
Глава 10. Радужная Ящерица и превращение норика
Глава 11. Волшебные жёлуди
Глава 12. Возвращение
Глава 13. Болотная лиственница
Глава 14. По дороге к новым приключениям