Книга: «Детективы из 4 «А»» Александра Калинина

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ Хомяк Печенькин
Утром школа не хотела, чтобы я в неё шёл.
Вы скажете: «Не обманывай нас, Андрей Светлячков! Это ты не хотел идти в школу!» А вот и неправда. Я с радостью надел самую красивую рубашку. Сам сделал себе бутерброд на завтрак. Из колбасы и колбасы. Вкусно, с какой стороны ни укуси! В общем, утро начиналось отлично.
Я так торопился, что чуть не забыл портфель. Подумал: ну его, не буду возвращаться, а то ещё опоздаю! Но потом вспомнил, что без портфеля приходить нельзя. То есть можно, но сразу — к директору.
Пока я бегал из прихожей в комнату и обратно, споткнулся о папины ботинки — они разлетелись в разные стороны. А я быстренько закрыл дверь на ключ и побежал вниз по скользкой лестнице. Почему-то её всегда моют в самое неподходящее время.
Я мчался вниз и цеплялся за перила, но на последней ступеньке поскользнулся и ушиб себе колено. Ух! Выбежал из подъезда, гляжу — кошка чёрная мне дорогу переходит. Но я не маленький, не верю во всякие там приметы, будто это к неудаче. Иду к остановке быстрым шагом. Кругом — грязь осенняя, а мне весело. Гляжу — ещё одна чёрная кошка. И ещё одна. И все мне дорогу переходят. Я себя быстро успокоил, решил, что в нашем районе все своих кошек в парикмахерские сводили, перекрасили в модный цвет.
Пока я это придумывал, приехал толстый короткий автобус. Ну, прямо не автобус, а мопс! Бывают ещё автобусы длинные — это таксы.
Забрался я в первую дверь, полез в карман за деньгами, а в кармане вместо монеток — дырка. Кондуктор с огромными усами очень на меня рассердился: сказал, что он за дырки в карманах билеты не выдаёт. Зато без билета разрешил доехать. Бывают же добрые люди!
Только я, довольный, вышел на своей остановке, как меня окатила из лужи какая-то «добрая» машина. Вот так я и добрался до класса. И вовремя успел!
И это здорово! А то бы я такое пропустил!
Вовка Печенькин принёс в класс рыжего пушистого хомяка. Глаза у хомяка были очень умными, даже умнее, чем у нашего отличника Серёги Фокина. Все собрались вокруг пушистого чуда. Точнее, все наши: Юрка, Лида — староста класса, Светка Шилова, Антон — главный хулиган класса и ещё несколько человек.
— Глядите, какой щекастый, пухлый какой! — хвастал Вовка. — Я сам его кормлю. Скоро он станет огромным и попадёт в книгу рекордов хомяков. А ещё он станет таким большим, что не будет никого бояться. Даже кошек! Хоть моих, хоть уличных, хоть нашу школьную кошку Ксюшку. Но для этого надо его кормить много и долго. Зато прямо сейчас я вам фокус покажу. Хотите?
Он засунул руку в огромный синий портфель, достал оттуда крохотные картонные очки и приложил к мордочке хомяка.
Староста нашего класса Лида Петрова захлопала в ладоши:
— Вылитый профессор! А ещё твой хомяк в этих очках на нашего учителя музыки похож. Щёки пухленькие, глаза добрые, но немного хитрые, как будто двойку собрался ставить. Такая морда у твоего питомца человечья, его надо в рекламе снимать. Или в фильме про зверушек! Только сначала, наверное, придётся ему какое-то очень необычное имя придумать, как настоящей звезде. Кстати, как сейчас зовут хомяка?
— Ясное дело как: Хомяком Вовковичем! А фамилия у него — Печенькин. Я же Вовка Печенькин!
Антон весело смеялся. Сидел на парте, ел пирог и смеялся. Представляете?
— Ты что это на парте делаешь? — удивился Вовка, заметив, куда забрался наш известный на всю школу хулиган.
— Сижу! Мне отсюда хомяка лучше видно, и никто не мешает мамины пирожки есть.
— Знаете что? — Вовка придумал гениальный план. — Я разрешу вам с ним на телефон сфотографироваться. За пирожок. Можете купить в столовой на следующей перемене.
Светка от удивления глаза голубые вытаращила, ресницами хлопает:
— А зачем нам с Антоном за пирожки фотографироваться?
— Да не с ним, а с Хомяком, — фыркнул Вовка. — Кто ж с Антоном добровольно фотографироваться будет? Он может вам и лягушку на голову положить, пока вместе позируете. Был такой случай.
Мы рассмеялись, а Лида задумчиво теребила юбочку в горошек и молчала. Она очень хотела что-то сказать, но стеснялась. Я всегда чувствую, когда люди хотят что-то сказать. Они краснеют или бледнеют и губы смешно поджимают. У Лидки это получалось очень красиво: и бледнеть, и губы поджимать. Она вообще необыкновенная.
Никому не говорите, но Лидка мне нравится. Худенькая, с двумя смешными косичками, курносая. Глаза — добрые, как у лошадей, но только девчонковые. И одевается она всегда, как директор сказал. Иногда только придёт в юбке в горошек, когда её форму мама постирает. Лидка в горошек мне ещё
больше нравится. И родителям моим. Я хочу её в гости позвать на пироги. А то мама говорит, что Лида тоненькая и хрупкая, ей мучного побольше надо. Пончиков всяких, шарлоток.
Пока я смотрел на Лидку, главный хулиган нашего класса Антон Соколов крикнул ей, взмахнув планшетом:
— Староста, а ты что молчишь?
У него есть вредная привычка называть всех по фамилии, а Лиду — старостой. Как будто у нас имён нет. Ещё он разговаривает с кем-то и играет в планшет одновременно. И семечки на парте ест, газировкой запивает и проливает её. Почти каждый день. Учителя тогда дают ему тряпку и веник. Он семечки в совок метёт и грязь заодно. Зато уборщица тётя Люба очень радуется, что ей меньше работы. Один Антон не радуется. Он больше кричать любит и портфели отнимать. Но всегда отдаёт. Он, значит, как крикнет:
— Староста, а ты что молчишь?
А Лида тихо так отвечает:
— Я не молчу. Я думаю. Наверное, имя Хомяк не очень хорошее. Вот тебя,
Вовка, не назвали Человек Печенькин.
А ведь могли бы.
— Не могли, — насупился Вовка. —
Меня родители любят.
— А ты что, хомяка не любишь?
Антон отложил в сторону планшет
и сказал:
— Пускай его зовут Шарик Владимирович. Вовковичей не бывает.
— Хомяков по имени Шарик тоже не бывает! — разозлился Вовка.
И тут такой шум поднялся, как на футбольном матче. Мы с друзьями никак не могли договориться по поводу хомякового имени.
Никто не заметил, как в класс вошёл директор Андрей Андреич. Он всегда приходит, когда кто-то кричит громко. Посмотрел на нас строго и говорит:
— Что тут у вас творится? Антон, почему на парте сидишь? И что это за толпа вокруг Печенькина?
— Так это Вовка во всём и виноват, — наябедничала Светка.
А я палец к губам приложил и сказал «тс-с-с», чтобы она хомяка не выдала.
— Валить всё на одного не надо, — Андрей Андреич крутил в руке указку. — Урок идёт, а вы шумите. Где учитель, почему вы одни в кабинете?
Директор стоял весь такой сердитый в своём самом «сердитом» костюме. Сером. Когда у Андрея Андреича хорошее настроение, он надевает белый пиджак. Мы тогда знаем, что он ругаться не будет, и плохо себя ведём.
Пока я об этом думал, вошла Марь Пална и говорит:
— Андрей Андреевич, здравствуйте. Простите, что опоздала. У меня собака заболела. Я её к ветеринару возила.
Вовка так обрадовался:
— Замечательно! — кричит.
Директор покачал головой, оставил оболтусов, то есть нас, на Марь Палну и ушёл других ругать. Это я точно знаю.
К нему в кабинет всегда стоит очередь из двоечников, как на американские горки.
А Марь Пална сегодня красивая пришла.
В синем платье. Если она в нём — самостоятельных и контрольных не будет.
Заметили, какой я наблюдательный и во всём ЗА-КО-НО-МЕРНОСТЬ вижу?
Марь Пална положила на стол стопку наших тетрадок и спросила:
— Вова, почему ты так обрадовался, что моя собака заболела?
Вовка встал, шмыгнул носом и пробурчал:
— Я не поэтому обрадовался. Просто понял, что раз вы за собаку переживаете, значит, зверюшек любите. И в беде не бросите. А тут такая беда-а-а. У меня — хомяк. И зовут его Хомяк. Вот все и говорят, что я плохое имя придумал.
А сами Шариком назвать хотели.
Потом он медленно пошёл к столу учителя. И это во время урока. Совсем с ума сошёл.
Марья Павловна, наверное, так же подумала, потому что даже ругать его не стала. Она смотрела на Вовку такая вся удивлённая и молчала.
Он подошёл к учительнице и как вытащит Хомяка Вовко-вича из-за пазухи! Другая бы классная руководительница из класса убежала валерьянку пить, а наша — нет. Наша — очень смелая. И терпеливая, раз таких непослушных учит. Мы все ждём, когда директор ей даст медаль за нас. Она же
просто героиня. Даже хомяка только чуточку испугалась. Не ожидала, что мы животных в школу таскать начнём.
А потом Марь Пална волосы поправила, улыбнулась и назвала хомяка прелестью. Она взяла его в руки и стала его морду разглядывать.
— Постойте! — Вовка обрадовался, что его не ругают, и решил свой фокус повторить. Он достал из кармана очки и надел из хомяку на мордочку.
— Ну, вылитый наш учитель музыки, Александр Владимирович!
Тут Марь Пална рот рукой прикрыла, потому что нельзя
было такое при нас говорить. Но мы-то и сами знали, что они похожи.
— А давайте его Александром Владимировичем назовём. И отчество как раз подходящее! — обрадовалась ябеда Светка. Обычно мы с ней не очень дружим… Через день примерно.
Но тут я её уважать начал. Ещё бы! Светка замечательно придумала.
Марь Пална хотела нас отговорить. Вспомнила штук сто специальных хомяковых имен. Но мы уже всё решили и очень радовались.
А на перемене случилось такое! В общем, хомяк пропал.
Как, почему? Никто не заметил. Вовка чуть не расплакался. Но сдержался. Мы же уже большие. В четвёртом классе учимся.
И вот сидит бедный Вовка за партой, бледный, молчит, ручку шариковую в руках крутит и думает о хомяке. И мы все тоже. Куда же могла животинка убежать из ящика для ручек и карандашей?
Только Светка одна назвала нас нюнями и побежала искать несчастного хомяка по всей школе. А я встал и говорю:
— Дело тут серьёзное. Пропал, можно сказать, наш друг, товарищ и брат Александр Владимирович. Надо не сопли вытирать, а придумывать что-то. Пока его уборщица тётя Люба мокрой тряпкой не пришибла случайно. У неё зрение плохое. Ей что мышь, что крыса, что морская свинка — всё одно.
Тут гляжу, Вовка ещё бледнее стал, сейчас точно в обморок упадёт.
— Нет, — говорю, — не обязательно, что его тряпкой… Но есть ещё и кошка… Она охотится хорошо.
Надо её опередить.
Вовка запаниковал:
— Её не опередишь! Она вон как быстро бегает!
— А мы зато умнее, — отвечаю. — Давайте создадим команду школьных детективов. Нас все уважать будут. Кто согласен?
Ребята обрадовались и решили скорее заняться поиском хомяка. Мы же теперь профессионалы.
Юрка Крутиков даже лупу в своём рюкзаке нашёл и пуговицы какие-то. У него всегда с собой куча вещей, которые могут понадобиться. Он в школу, как в поход, собирается. И вот мы с Юркой, Вовкой, Светкой, которая уже вернулась, Антоном и Лидой в горошек взялись за расследование «Дела о пропавшем хомяке».

УСАТЫЕ — НЕ ВИНОВАТЫЕ?

Я сразу сказал, что первый подозреваемый — это кошка.
— А какой у неё мотив? — с умным видом спросил Юра.
— А очень простой. Есть она хотела, — отвечаю.
— Но её же в столовой кормят, — пожала плечами Лида.
— Во-первых, не хомяками. Во-вторых, её держат, чтобы она грызунов гоняла. Иначе бы давно директору домой отдали. Он хоть и сердитый, а зверей любит. Я несколько раз видел, как он кошку Ксюшку гладит. Неужели же она хомяка…
Я сам испугался своих мыслей о съеденном Александре Владимировиче и первым припустил в сторону столовой.
Оглянулся: все несутся, а Вовка куда-то исчез. Потом выглянул из класса и говорит нам:
— Я ручку в кабинете забыл. Потому и задержался.
Мы, детективы, пожали плечами и помчались.
Я в коридоре на полном ходу в старшеклассника врезался — вот как торопился. Он крикнул, чтобы я смотрел, куда несусь, и назвал «мелким». А я, между прочим, самый высокий в классе. Но времени на споры не было.
Мы ворвались в столовую, как будто с голодного острова сбежали.
На стойке, где еду раздают, тётеньки даже обрадовались. Мы везде посмотрели, даже под прилавком, а кошки не нашли.
За прилавком, кстати, стояла буфетчица и ела плюшку. У неё лицо было доволь-ное-довольное. Я даже рассердился:
— Ух! Тут такое! А вы плюшки едите.
Буфетчица продолжила жевать, но
погрустнела.
Тем временем Юрка разглядывал что-то через лупу. Он лёг на пол прямо в пиджаке, вытянулся во весь рост, поправил очки и стал похож на настоящего сыщика:
— Пол мокрый. Его недавно мыли.
Я нашел на нём три белых шерстинки и кошачьи следы. Значит, кошка пробежала здесь ещё недавнее.
— Ксюшка-то? — отозвалась повар тётя Нюра в огромном колпаке. — Она на кухне сидит, ест.
А Вовка как завопит:
— Она моего хомяка ест! Пустите.
— Туда нельзя! — тётя Нюра рассердилась. — Это вам не коридор, где можно в грязных ботинках бегать.
Лида, как всегда, оказалась самой большой умницей. Она рассказала, что у нас произошло. И нас пропустили на кухню. Там было так много пара, что мы не сразу увидели Ксюшку. Потом глядим — она в углу сидит и какого-то грызуна за хвост кусает.
Мы бросились к кошке, говорим:
— Плюнь!
А она не плюёт, даже не поворачивается в нашу сторону. Потом обернулась, а у неё вся морда — в сметане! А рядом со сметановой миской валяется резиновая крыса.
Тут тётя Нюра плечами пожала:
— А что вы удивляетесь? Это любимая Ксюхина игрушка. Не знаю, кто ваших хомяков ест, но не Ксения. Она кошка благородная. Ей грызуны не интересны. Она больше котлеты свиные любит. Ни одной мышки не поймала. Они все и так разбежались, запаха кошачьего боятся. Только вы директору не говорите.
— Выходит, кошка не работает в школе, а только ест! — удивилась Светка. — Ну и пусть, мы никому не скажем. Ксюшу жалко, так что мы сохраним её секрет.
Теперь я её ещё больше зауважал. Надо же, человек на глазах из ябеды в детектива и защитника животных превращается!
Я тогда спрашиваю у Вовки:
— А ты уверен, что хомяк пропал?
— Какой вопрос глупый, — заорал Вовка, — раз его нет, то, выходит, пропал!
— Да не ссорьтесь вы! Получается, не может быть здесь хомяка, вдруг он тоже запаха кошачьего боится, — засомневалась Лида в горошек.
Я говорю:
— Хомяк, который живёт у Вовки с двумя собаками и тремя кошками, наверное, уже ничего не боится. А интересно, есть ли здесь мышеловки, не помешало бы проверить, вдруг его там уже прищемило?
— Никого нигде не прищемило, — успокоила тётя Нюра. — У нас нет мышеловок. Вы, вон, лучше на этаж к себе бегите и проверьте, не забежал ли он к первоклашкам. Они ж его затискают.
Мы так и поступили. Но уже на следующей перемене. Мы обошли все первые классы, поговорили с их главными болтунами, отличниками и хулиганами. Но они знали про хомяка столько же, сколько про таблицу умножения. То есть ничего.
— Одно из двух, — многозначительно сказал я. — Либо они говорят неправду, либо они говорят правду.
— Это и без тебя ясно! Плохие мы детективы! — и тут Вовка окончательно расплакался на плече у Антона.
— Мышеловка! — крикнул я и побежал в наш класс.
— Какая мышеловка? — кричали ребята вслед. — Там нет мышеловок!
Когда вся детективная команда собралась вокруг меня, я торжественно заявил:
— А вот и есть у нас мышеловки! Светка, ты ведь не любишь школьные завтраки?
Света принялась накручивать косичку на палец. Она всегда так делает, когда нервничает:
— Ну, не люблю. И что? Я просто молочные каши есть не могу. Врач сказал, что через силу нельзя.
— Так ты весь день голодная сидишь? — я чувствовал, что близок к победе.
— Нет, я бутерброды ем.
— Не бутерброды, а мышеловки! — гордо сказал я и без разрешения полез в её портфель.
На самом дне лежал бумажный пакет.
Его-то я и достал.
— Что это? — спросил Юрка.
— Бутерброд с сыром, — Светка хлопала глазами и не понимала, почему это мы к её завтраку пристали.
— Что-то тяжеловат твой бутерброд, — покачал я головой.
— Да ещё и шевелится, — добавил Вовка. — Смотрите! Наверное, какой-то сыр просроченный был, и из него вылез огромный ядовитый червяк, который нас съест.
Девочки заверещали от страха.
И тут, хоть я уже всё понимал, пакет меня очень сильно напугал. Сидящее в нём та-а-ак дёрнулось, что я кинул пакет на парту. Оттуда высунулась довольная мордочка хомяка.
— Так ты в портфеле мой сыр ел? — обиделась Светка. — А я тебе ещё имя придумывала.
— Между прочим, сыр хомякам вообще вредно давать, — поправил очки Юра. — Я в интернете читал. Но они его всё равно едят, если найдут.
— Эх, ты! — рассердился Вовка на Светку. — Раскидала тут посреди класса портфель с сыром. Хомяка мне портишь.
— А как он в моём портфеле оказался? — наконец-то спросила Светка.
Вовка даже покраснел:
— Не знаю.
Детективная команда смотрела на него и почему-то не верила.
— Вовка, — я решил вывести друга на чистую воду. — Знаешь, Вовка, когда мы все бежали хомяка спасать, а ты в классе задержался, я подумал, что это странно. Потом ты сказал, что просто искал шариковую ручку. Зачем она тебе в столовой? А ещё ты весь прошлый урок на Светкин портфель косился.
Вовка из красного превратился в бледного:
— Да, Свет, я решил тебя напугать. Хомяка в портфель подложил, а закрыть не успел. Я не знал, что он глубоко провалился, думал, убежал. Но не был уверен… И вообще, Андрюха сам предлагал подложить тебе в портфель червяка два дня назад.
Я вспомнил. Правда. Предлагал. Но в шутку же! Вот дел натворил.
Тут прозвенел звонок, и в класс вошла Марь Пална.
— Представляете! — затараторила Светка. — Александр Владимирович забрался в мой портфель и съел весь сыр.
Марь Пална стала ещё бледнее, чем Вовка:
— Нет, не мог учитель музыки так поступить. Он хороший человек.
— Конечно, хороший! Правда, сыр не очень люблю, — бесшумно прокрался в кабинет Александр Владимирович. —
Простите, что отвлекаю, Мария Павловна, я пришёл напомнить про репетицию хора!
Вовка приблизился к учителю и сказал:
— Это не вы съели сыр, а мой хомяк. Просто вас зовут одинаково. Видите, вы с ним очень похожи. Просто одно лицо! — он снова приложил очки к мордочке хомяка.
— И правда! Как в зеркало гляжусь, — ответил учитель музыки.
Мы все рассмеялись. Особенно рад был Вовка. А после урока наш отличник Серёга Фокин склеил несколько альбомных листов и написал огромными буквами: «Школьные детективы. Обращайтесь! Найдём всё!» Он повесил это объявление на дверь нашего класса и попросился в команду.
Мы Серёгу с радостью приняли в детективы: он весёлый, умный, у него есть микроскоп и просто замечательная игровая приставка. А куда без неё? Должны же мы отдыхать между подвигами!

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ Загадочный директор

Из школы я возвращался весёлый. Меня машина обрызгала грязью из лужи. Второй раз за день! А я иду довольный, рукавом пиджака лицо вытер, и нет проблем! Уже мечтаю, как мы с ребятами мир спасать будем. Открываю дверь в квартиру, гляжу — папины ботинки ровно стоят. И вообще там такое!
На кухне телевизор бокс показывает вместо сериалов. За столом сидит наш директор и ест последнюю порцию моего любимого грибного супа из тарелки с петушками. Са-а-амой большой ложкой. Мама у плиты стоит в нарядном платье с розочками, такая вся красивая, но грустная.
— Во! — думаю. — Раньше родителей к директору вызывали, а теперь наоборот. Костюм на Андрей Андреиче серый «сердитый». Это я всё через дверную щель разглядел! А потом в неё голову просунул и тихонько маму подозвал.
Она подошла, слёзы вытирает и при этом ещё улыбается. Будто всё нормально. Я говорю:
— Мам, что случилось, зачем директор пришёл?
А она палец к губам приложила — это значит, что я должен помолчать. Пришлось молчать. Мог бы шёпотом спросить, а он у меня какой-то неправильный. Громкий очень. Вместо тихого голоса получается шипящий и страшный. Меня надо в фильмах ужасов снимать и в Голливуд звать.
Я понял, что ничего мне не скажут, и решил позвать к себе всех детективов. Надо же расследовать, зачем Андрей Андреич пришёл и мой суп слопал.
Минут двадцать я свой телефон найти не мог, а ведь и так без него в школе соскучился. Слава богу, потом отрыл среди роботов-трансформеров. Игрушечных. Были бы они настоящие, директор бы побоялся к нам идти.
Взял я свой телефон в руки и думаю:
— Вот раньше вещи делали! Я его пятнадцать раз на асфальт ронял, а он работает, как новый! Не удивительно.
По нему, наверное, ещё птеродактили разговаривали. Смартфоны лучше, но они неженки какие-то. Чуть что, экраны трескаются.
Так что я по своему телефону времён динозавров Лиде позвонил, объясняю:
— Приходите все срочно. У меня директор. Что-то задумал. Мама ничего не говорит. Может, он напугал её? Может, сказал, что попросит Марь Палну мне одни двойки ставить,
если она его выдаст. А мама двоек боится! Она наверняка в детстве даже от четвёрок плакала.
Только я поговорил, как в мою комнату вошла мама. Посмотрела на трансформеров, на то, как у меня учебники «красиво» на полках лежат, покачала головой и есть позвала.
Я ответил, что в школе очень наелся. Кто ж пойдёт за один стол с директором садиться?
Через несколько минут раздался первый звонок в дверь. Это Юрка пришёл. Весь растрёпанный.
— Что тут у вас? — зашептал он. — Я даже пообедать не успел.
Договорить он тоже не успел, потому что пришли Лида со Светкой. А следом за ними в грязных сапогах — Антон. Он как раз измерял глубину грязевой канавки, когда ему позвонили. А ещё Серёга Фокин пришёл, не подвёл. Потом вся наша детективная команда у меня в комнате собралась.
Я ещё раз рассказал о том, что видел.
— Надо начать с мотивов, — решил Юрка. — Вот зачем директору сюда приходить? Ты сегодня много двоек получил?
— Нет, — говорю. — Немного.
— А точнее? — не унимался Юрка.
— А точнее — ноль двоек.
Антон пальцем у виска покрутил —
типа, ненормальный я:
— Ты зачем нас запутываешь, говоришь, что немного?
А я уже почти шептать страшно начал:
— А ноль — это много? Давай я вот всем по три конфеты к чаю дам, а тебе — ноль! Много будет? Да ещё и сахар спрячу.
— Ничего прятать не надо, — успокоила нас Светка. — Мы тут выясняем, зачем Андрей Андреич пришёл и съел суп.
Юрка взял мой игрушечный танк и начал возить его по обоям:
— Давай, дружище, признавайся, что натворил?
И тут меня осенило:
— Я, — говорю, — ручку сегодня забыл в школу взять. Мне Марь Пална свою дала. А я не вернул. Теперь я вор.
Меня в тюрьму отвезут.
— Если бы за ручки в тюрьму сажали, у нас бы половина
класса там была, — отвечает Лида. — Мне Никита ни одной
ещё не вернул.
— Нет, ты себя с учителем не сравнивай! — Мне стало очень страшно.
Я серой тенью прокрался по коридору, вошёл в кухню
и подышал вкусными ароматами. Потом ещё немного побоялся и с закрытыми глазами протянул ручку директору:
— Вот, ведите меня в тюрьму!
— Куда? — Андрей Андреич чуть хлебом не подавился.
— В тюрьму. Наверное, это какая-то старинная ручка. Очень дорогая. Но я, правда, случайно её украл. Завтра бы Марь Палне вернул.
Мама стояла ко мне спиной. У неё дрожали плечи. Я сразу понял, что она плачет.
— Завтра всё сам отдашь, — сказал мне директор. — Некогда мне тебя по тюрьмам водить. Ты иди-иди.
Я вернулся в свою огромную комнату, в которой почему-то было мало места всем моим игрушкам (не умели они себя правильно расставить), и говорю:
— Ручка ни при чём. Нужна другая версия.
— Я пойду подслушаю, — отвечает Лида.
Юрка как закричит:
— Подслушивать нехорошо!
А наш отличник Серёга Фокин лежит на полу, ноги на мой зелёный диван закинул и думает.
— Серёга, — спрашиваю, — а ты как считаешь?
— А я так думаю: какие мы детективы, если подслушивать не умеем? Лида просто узнает, что там директор говорит.
Пока мы сомневались, Лида уже вернулась:
— Ничего не поняла. Только про какую-то квашеную капусту.
Тут меня как молния ударила:
— Надо мной же весь класс смеяться будет. Или директор маму отругает, что она готовить не умеет.
Все сидят, понять не могут, при чём тут капуста. Антон откуда-то даже чипсы достал. И сидит, жуёт, будто всё нормально. Будто он в кинотеатре комедию смотрит.
Наверное, я таким бледным был, что Юрка меня за плечи потряс:
— Андрей Андреич теперь точно знает, что твоя мама хорошо готовит. Он же съел твой суп! И вообще, что ты переживаешь?
КАКОЙ Я ГЛУПЫЙ
Я говорю:
— Меня скоро по интернету как дурачка показывать будут. Я во втором классе сочинение написал… Про капусту. А директор, наверное, нашёл. Вот и пришёл посмотреть, из чего мама обед делает.
— Да объясни ты наконец! — попросила Лида. — При чём тут капуста?
Я вздохнул, сел на пол, голову на колени положил и начал:
— Дело было так. Во втором классе я «тройбан» по математике схлопотал. Мама сразу расстроилась.
Я говорю:
— Ты, мамуль, не переживай. Я сегодня квашеную капусту поем! Раз провинился.
Мама от удивления чуть мимо табуретки не села:
— Ты же её не любишь!
— Конечно, не люблю, её же с лягушками готовят.
Мама застыла, молчит.
— Ничего, — я старался говорить тихо, как доктор, который приходит, когда у меня горло болит. У нас с ним даже почерк одинаковый. Ни одной буквы не поймёшь!
Так вот, я маму успокаиваю:
— Ничего! Не переживай. Я это давно знаю. Дедушка три года назад рассказал. Вы, когда капусту готовите, в неё лягушек подсовываете. Они говорят: «Ква!» Поэтому капуста КВАшеной и называется.
— А что мы потом с лягушками делаем? — говорит мама.
— Не знаю, наверное, на болото идёте, отпускаете.
Тут на кухню дедушка пришёл в своём любимом свитере в синий ромбик — лицо красное, щёки надул, чтобы не рассмеяться. Да так сильно надул, что я подумал: они лопнуть могут.
Но дед расхохотался так громко, что на Луне, наверное, слышно было. Он хохочет, а я смотрю на кудряшки на его голове и о море почему-то думаю.
— Это я пошутил, — смеялся дед. — А он и поверил!
— Но зачем? — удивилась мама.
— А что тут особенного? Его уже компьютер в лицо узнаёт. Он про столько всяких глупых вещей в интернете прочитал, а про капусту даже не проверил.
Меня пот прошиб. Не проверил! В сочинении про маму написал такое… Что она самая красивая и умная, но в капусту лягушек добавляет.
Марь Пална мне «четвёрку» поставила и за хорошую фантазию похвалила.
А я всё ждал, когда родителей к директору вызовут и будут ругать, что они меня лягушками накормить хотят. Два года уж прошло. Я думал, все забыли. А Андрей Андреич вот вспомнил. Как мне теперь объяснить, что я тогда глупым был и в шутку поверил?
Ребята меня уже не слушали. Они лежали на полу и хватались за животы от смеха. Юрка смеялся так забавно, что всем становилось ещё смешнее.
— Ты прямо так и скажи, — посоветовала Лида, когда немного успокоилась. — Как было скажи. Может, тогда и в интернете тебя как дурачка не покажут.
На этот раз я смело прошёл по коридору, уверенно вошёл на кухню, чуть-чуть побоялся и говорю:
— Андрей Андреич, помните, я писал, что мама в квашеную капусту лягушек добавляет?
Дальше я ничего сказать не успел, потому что директор выронил вилку на пол. Я гляжу, а перед ним тарелка с квашеной капустой. Понятно, испугал я Андрея Андреича, пришлось успокаивать:
— Так вот, это я тогда неправду в сочинении написал, просто глупый ещё был. В шутку поверил.
— Так вы не добавляете лягушек? — директор внимательно посмотрел на маму.
— Конечно, нет, это ж не молоко.
У меня вдруг голова закружилась:
— А в молоко добавляешь?
— Я — нет, — вздохнула мама. — Я его в магазине покупаю. А уж что туда добавляют, не знаю. Зато прабабушка твоя и корову в деревне доила, и сметану сама готовила.
— А лягушка зачем? — мне стало очень интересно. — Вместо соли?
Тут Андрей Андреич вмешался:
— Вы, молодой человек, лучше бы не фантазировали, а пошли бы и почитали, зачем это делали. А то я вас молоком солёным напою.
Я в комнату прихожу, говорю:
— Всё, ребята. Капуста не виновата. Зато моя прабабушка лягушек ловила, чтоб в молоко кидать.
— Всё ясно! — решила Лида. — У тебя температура поднялась, перенервничал. Пойдёмте все на кухню.
И тут я сказал глупость:
— Будем откармливать тебя шарлотками? То есть… В общем, у меня нервы, я не понимаю, что говорю.
Юрка схватил меня за руку и приволок на кухню. Даже бояться пару минут не стал, а сразу так заявил:
— Андрей Андреевич, мы точно знаем, что вы хотите его
отругать. — И на меня показал.
— А с чего вы, ребята, взяли, что я хочу кого-то ругать? — недоумевал директор.
— А с того, что на вас костюм «сердитый», — осмелела Светка.
— Какой?
— Серый, а, значит, «сердитый». Вот в белом вы всегда добрый, — вмешалась Лида.
— Я и сейчас добрый, — улыбнулся директор. — А почему тогда мама плакала? —
спрашиваю. — Я видел, как у неё плечи от плача дёргались.
А мама взяла и расхохоталась:
— Я не плакала, я смеялась! Уж больно ты забавный! А в первый раз слёзы вытирала — так это от лука. Идите, ребята, суп покушайте! Не чего в комнате прятаться.
Юрка мой танк на стол поставил, почти на хлеб, и говорит:
— Это мы от Андрей Андреича прячемся.
Вдруг на кухню дедушка вошёл. Он из магазина вернулся, козинаки принёс. Директора увидел, обрадовался, заулыбался:
— Андрюха! Ну, наконец навестил старого друга.
Я совсем растерялся: как это дед называет Андрея Андреича Андрюхой. Меня же из школы выгонят!
Директор на меня посмотрел, говорит:
— Мы с твоим дедушкой знакомы двадцать пять лет! Тебе, правда, не говорили. Да и зачем тебе это знать? Мы часто вместе на хоккей ходим и в шахматы в клубе играем. Сегодня я к нему в гости пришёл.
— И правильно сделал. Держи козинаки! — сказал дед и вручил директору лакомство.
— Конечно, правильно. Попробовал вашей знаменитой ква-ква-квашеной капусты! — улыбнулся Андрей Андреич.
Дедушка опять щёки надул и расхохотался, чтобы они не лопнули. И Андрей Андреич тоже, и ребята, и мама.
А я больше всех радовался: меня же ругать не будут и в тюрьму не заберут. Надо только про молоко узнать правду. А то напишу ещё одно сочинение о лягушках в еде и опять бояться буду…

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ Котовый победитель

Утром я никак не мог засунуть кота в портфель. Из ранца торчали то голова Мурзика, то хвост, то лапы когтями наружу! В общем, кот торчал и рычал.
Я знал, что если выну из портфеля все учебники, Мурзя с удовольствием отправится со мной хоть на край света. Но я же шёл в школу! Так что вытащил только самые ненужные тетради, дневник и банку-непроливашку для урока рисования. А кусок колбасы кинул на самое дно.
Тут Мурзик сам запрыгнул в портфель и принялся громко чавкать. Я быстро пробежал в прихожую, накинул красную ветровку, обулся и через минуту уже был на улице.
На этот раз ни одной чёрной кошки по дороге не встретил, наверное, их теперь в персиковый перекрасили, потому что две персиковых мне дорогу перешли. В общем, добрался я неинтересно, без приключений.
Когда я забегал в школу, мне навстречу выскочил наш двоечник Митя Митин, с огромными испуганными глазищами. Он понёсся куда-то в сторону пруда. Но до Митьки мне дела не было, сегодня я чувствовал себя победителем.
Ой, забыл вам сказать! Мы с громилой Лёшкой из 7«Б» поспорили на целых три щелбана, что я принесу кота на уроки. Если выиграю, меня больше не будут называть мелким.
Я быстро отыскал Лёшку в классе химии. Там ужасно интересно. На столе учителя всякие жидкости интересные стоят, словно он колдун какой. Лёшка сидел за первой партой и рисовал каких-то чудных зверей. Я с ним поздоровался, приоткрыл портфель и говорю:
— Глянь, кота принёс.
Лёшка не поверил и решил наклониться пониже. Зря! Мур-зик быстро понял, что к нему лезет какой-то незнакомый нос, да ещё и с насморком. И как вонзит в Лёшкин нос когти. А Лёшка как закричит:
— Ты не кота принёс, а ужас какой-то! Раз
он меня поцарапал, щелбаны отменяются!
Я говорю:
— Это не ужас, а Мурзик. И ты сам виноват. Давай лоб.
Лёшка долго отнекивался, а потом ему девочки сказали, что стыдно бояться от мелкого три щелбана получить. Я хотел в класс с хорошим настроением уйти, а Лёшка все испортил, говорит:
— Я твоих щелчков по лбу даже не почувствовал, а вот тебе теперь весь день кота от учителей прятать.
Поэтому я на урок грустный пришёл. Чувствовал себя хуже Вовки Печенькина. У него-то хомяк поменьше кота. Пока ещё.
Я достал тетрадку, учебник, а коту сказал:
— Ты тихо там! Можешь даже спать и сопеть. А я тебе на перемене сосиску куплю.
Лида сидела рядом. Она услышала, что я с портфелем разговариваю, удивилась. А я объяснить ничего не успел, потому что Марь Пална пришла. Она стала нас по очереди к доске вызывать, чтобы мы стихи про осень рассказывали. А у меня от волнения всё из головы вылетело. Только песню одну вспомнил почти:
— Что такое осень? Это небо. Что-то там и с чем-то под ногами. В лужах птицы с облаками… Ничего не помню…
Марь Пална покачала головой и говорит:
— Садись, три! Где твой дневник?
А я отвечаю:
— А почему не два? Ой, хотя спасибо. А дневник… Он лежал в портфеле, но потом дома остался.
— А почему? — спрашивает Марь Пална. — У него горло разболелось?
И тут на мою парту Мурзик запрыгнул. Пушистый, серый, глазища, как два блюдца, и хвост не трубой, а трубищей.
Я понял, что попался, говорю:
— У меня кот в портфель не влезал.
Марь Пална так серьёзно отвечает:
— Ну, раз кот в школе нужнее дневника, неси его сюда!
Я испугался:
— Зачем?
— Я на нём оценку нарисую.
— Не надо, — говорю, — Марь Пална, на нём рисовать. Тем более, тройку. Ладно бы ещё пятёрку. А так вы ему всю шерсть испортите.
— Ты сам кота портишь, — говорит Марь Пална. — Нельзя животных в рюкзаке таскать. Я сейчас твоей маме позвоню.
И вдруг я такое заметил… Журнала-то нашего классного нет. Марь Пална оценки на листочек ставит. Тут я и придумал, как прощение заслужить:
— Марь Пална, можно вам помочь — сбегать журнал принести? — говорю.
Учительница отвечает:
— Ребята, журнал пропал! Его нигде нет. Это очень плохо, теперь я никогда не смогу отпустить вас на каникулы, потому что оценки за четверть не проставлю. И вообще вы навсегда останетесь в четвёртом классе.
Я разволновался:
— Мне в четвёртом нельзя, а то родители велосипед новый не купят. Скоростной! Вы не переживайте, мы на первой же перемене журнал найдём, куда бы он ни спрятался. Он не мог далеко уйти! У него ног мало.
Юрка кричит:
— У него вообще ног нет! Его, наверное, украли. Мы обязательно найдём злодея и манной кашей накажем! Вдруг он сейчас где-то сидит, смеётся и ставит нам всем двойки!
— Двойки только я вам ставлю, — улыбнулась Марь Пал-на. — И нет никаких злодеев. Я просто пошутила.
Я говорю:
— Зачем вы так шутите, я чуть с ума не сошёл. Так нельзя.
— А котов в школу тоже приносить нельзя, — отвечает Марь Пална.
Все рассмеялись, один я стоял красный, как помидор из рекламы кетчупа.
На перемене пришла мама и унесла Мурзика. Это я её попросил. А потом мы очень обрадовались, потому что учительница по английскому языку, Елена Сергевна, плакала. У неё из кабинета пропал любимый цветок.
Мы, конечно, не этому радовались, а тому, что сможем показать, какие мы замечательные детективы, и доброе дело совершить — фиалку найти.
ЦВЕТОЧНЫЙ ВОР

Я успокоил Елену Сергевну:
— Не переживайте, знаем мы одного вороватого любителя цветов. Завтра фиалка вернётся в класс.
Она слёзы вытерла, очки надела, платок свой синий на плечи набросила и расплакалась ещё сильнее:
— Какие же вы у меня заботливые!
Едва уроки закончились, мы, детективы, пошли к Мите Митину. Это я так предложил!
Митя жил совсем рядом со школой, сразу за булочной. Он нам дверь открыл. Стоит весёлый, в шортах, футболке с Микки Маусом и колбасу без хлеба ест, сухариками закусывает.
Я говорю:
— Давай, друг мой, наедайся от пуза. А то в тюрьме тебе только воду и хлеб давать будут. Ну, может, манную кашу по праздникам.
Митька не растерялся, ещё три чипсины в рот засунул:
— Не знаю, зачем мне в тюрьму, но я там без праздников обойдусь. Уж лучше хлеб, чем каша. А что случилось-то?
Я говорю:
— Митя, ты с такими испуганными глазами из школы убегал, как будто за тобой вампир гонится! Признавайся, зачем чужое взял?
У Митина глаза ещё больше сделались:
— Как ты узнал?
Я отвечаю:
— Умище-то куда девать? Давай доставай из портфеля, что взял.
— Не могу.
— Это ещё почему? — рассердился Юрка. А Митька покраснел, говорит:
— Я что взял, то съел.
Юрка как закричит:
— У нас жвачное животное в классе завелось! Ест колбасу, а закусывает фиалками! Может, ты кот? Давай я с тобой лазерной указкой поиграю!
Митя у виска пальцем покрутил:
— Зачем мне есть цветы? Они невкусные.
— А ты откуда знаешь, — говорю. — Пробовал? Давай признавайся, где горшок?
Он на меня смотрит:
— Какой горшок?
— Обычный. Круглый такой.
Через минуту Митька из туалета притащил горшок своего младшего брата:
— Этот, что ли?
— Нет, — кричу, — убери его скорее! Фу! Мне горшок от фиалки нужен!
— От той, которую я съел? — догадался Митин.
— Да, — кивнул Юрка. — Лучше честно отдай. Я в следующем году боксом начну заниматься. Так что со мной надо дружить.
Тут я вижу, стоит Митькин ярко-красный портфель. Я как схватил его, сразу расстегнул и всё на пол вывалил. Точнее, на ковёр средней пушистости.
— Ой, это же мой пакет для завтрака, — удивилась Светка. — Я думала, что дома его забыла. Он был у тебя в портфеле? Почему?
— Я взял твой завтрак посмотреть, а там так вкусно пахло. Я нюхал-нюхал, потом слышу, ты к классу подходишь, — покраснел Митин. — А знаешь, как я об этом узнал? Ты смеёшься громко и заразительно на весь этаж. Я хотел завтрак к тебе в портфель положить. Но побоялся, что заметишь, бросил его к себе в пакет и на пруд побежал.
— Зачем? — спрашиваю.
— Ясное дело зачем. Нервничать. Я ж никогда чужого не брал. Пока переживал, проголодался, и всё съел.
— А когда же ты фиалку успел украсть? — не унимался Антон.
— Да не успел я! — щупленький Митька ударил себя по лбу от досады.
Я говорю:
— Не успел, но хотел? В общем, нет тебе веры! Мы забираем все твои фиалки.
А там уж Елена Сергевна свой цветок в лицо узнает. Или в лепестки. Как там цветы различают?
— Фиалки не мои! — закричал Митька.
— Вот ты и признался! — обрадовался Антон. — А чьи?
— Мамины.
Мы все разом замолчали. Очень некрасиво вышло. Набросились, как коршуны, на человека, ещё и обозвали. Перед Митькой было стыдно. И перед Еленой Сергевной, она ведь так на нас надеялась.
Тут Лида говорит:
— У меня тоже дома есть фиалки, у Юрки, у Антона. Помните, мы к ним на дни рождения приходили? Я люблю цветы, поэтому везде любовалась фиалками. Нам в школе вора не найти. Давайте лучше так сделаем… Пусть каждый из нашей команды принесёт по одному цветку в класс, а Елена Сергев-на выберет, какой ей больше нравится.
Ребятам понравилась идея. А мне понравилась Лида. Ещё больше, чем раньше.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ МЫ

Всё утро я упрашивал маму:
— Ну, отдай самую красивую фиалку! Тебе же не трудно. Зато учительница порадуется.
— А я расстроюсь, — повторяла мама. — Бери хоть десять. Но мою любимую не трогай. И вообще, если мне не трудно любимый цветок отдать, то тебе не трудно в субботу квартиру пропылесосить и коврики выбить.
— Хорошо! — согласился я. — Всё сделаю, да ещё и картошки начищу!
Мама прижала к себе горшок с фиалкой, попрощалась с ней и мне дала:
— Держи, горе ты моё. Елена Сергеевна хороший человек.
— А ты — супер-мама! — крикнул я, убегая. — У тебя есть супер-способности: радовать меня!
В школу мы вошли вместе с Юркой.
— Гляди, — похвастался он, — и сунул мне под нос огромный кактус. — Елена Сергевна точно его выберет!
Я тогда подумал, что это очень глупо. Кактусы нужны, чтобы фильмы про ковбоев снимать. Ещё их можно на подоконник поставить вокруг нормальных цветов. Чтобы кошки до фикусов и герани добраться не могли. Но Юрке я этого не сказал. Зачем человеку настроение портить!
Врываемся мы с ним в кабинет английского языка. А там такое! Елена Сергевна сидит растерянная, а перед ней штук двадцать фиалок.
Антон заметил нас, похвастался:
— Я первый принёс свой цветок. Но ребята столько притащили, что выбрать очень трудно.
Я говорю:
— Нечего тут и выбирать. Они все одинаковые. Синим цветут. Надо брать мою, она редкая. Когда распускается, на вишню похожа.
Елена Сергевна сидела, будто в саду, я подумал, что учительнице очень идут цветы. А она посмотрела на всех нас и решила:
— Ребята, вы замечательные. Но правильно будет отдать цветы вашим мамам.
Светка расстроилась:
— Мы же у родителей разрешения спросили. Они огорчатся, подумают, что вам их фиалки не понравились.
Тогда Елена Сергевна говорит:
— Давайте вы разнесёте их по разным кабинетам. Другим учителям тоже приятно сделаете. А я возьму только один цветочек, — она показала на Юркин кактус! — У меня такого никогда не было. Уж больно красивый. А вот редкую фиалку надо маме вернуть.
Юрка обрадовался. А я — наоборот. Уже совсем грустным стать хотел, но тут гляжу, Митька бутерброды Светке даёт:
— Вот, возвращаю, что случайно украл. И лимонад ещё. Это просто так. Подарок.
Все улыбаться стали. А потом побежали цветы раздавать. Даже физруку подарили. Он у нас знаете какой? Высокий, сильный и всегда бегать заставляет.
Мы на целую минуту на урок опоздали. Но нас Марь Пал-на простила, мы же ей тоже фиалку дали. Вся школа только и говорила, какие мы молодцы.
Дома я очень боялся, что мама расстроится. Ведь её цветок не взяли. Даже мороженое мне в горло не лезло. Но мама увидела фиалку и обрадовалась:
— Ура, Анютка вернулась!
Я глаза выпучил:
— Какая Анютка?
— Это я так фиалку назвала, — отвечает мама.
— А зачем?
— Потому что люблю! Она это чувствует. Фиалка ведь живая.
Вечером я никак не мог уснуть. Всё думал о Юркином кактусе. А вдруг его тоже как-то зовут? Надо спросить. Или имя придумать. Кактусовое. Мне даже снилось, как я придумываю его вместе с Юркиным цветком. А кругом — ковбои на лошадях бегают за кошкой, которая съела герань.

ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ Таинственная варежка и её монетки

Мы с Юркой поссорились. Он сам виноват. Хотел быть главным детективом. Подумаешь, лупа у него есть! У меня тоже была! Правда, я её в том году на журнал под наклейки с хоккеистами поменял. Но я ещё маленький был и глупый, лялечка, можно сказать.
Журнал, кстати, оказался старым. К нему уже наклейки перестали продавать. Зря я лупу отдал. Сейчас бы Юрка не хвастал, что он лучше. И мы, может, не подрались бы.
Светка тоже вредная, говорит:
— Давайте Серёжа Фокин главным будет. Он же отличник.
Я ей в ответ:
— Светка, ты и то главнее! Ты хомяка искала. А Серёга пока ещё ничего не нашёл!
Светка вышла к доске. Вот странная — перемена, а она к доске идёт! Потом взяла указку и громко объявила:
— Андрей, завтра в школу при дёшь с родителями.
Я удивился:
— Это зачем же?
— Потому что ты врёшь. Я им всё расскажу. — Светка сложила руки на груди и нос задрала, как будто права.—
Ты сказал, что Серёга никого не нашёл.
А он Петьку Смирнова из 2«А» нашёл.
— Петьку потерять нельзя! — я даже рассмеялся. — Он каждую перемену в столовке торчит. Чего его искать-то? Я тоже пойду и найду его сейчас.
— Да нет же! — обиделась Светка. — Он для нас его нашёл.
Я стою, ничего не понимаю. «Завис», как компьютер в классе информатики. Зачем нам второклассник? Я нянькой быть не хочу!
— Помните, я объявление вешал, что мы создали команду школьных детективов? — вмешался Серёга. — Петька Смирнов прочитал его и попросил помочь.
— Ну, и что у него пропадает? — спросил Антон. — Ластики?
— Во-первых, ластики — тоже личные вещи, — Юрка поднял вверх палец и сразу стал казаться важнее. —
А во-вторых, у него не пропало, а появилось…
И как это Юрка всё раньше меня узнал? Ух, как я на него злился. Выскочка! Надо будет теперь раньше, чем он, в школу приходить.
Юрка шагал по кабинету взад и вперёд. Руки за спину положил, как настоящий сыщик:
— Во втором «А» чудеса творятся.
— Единороги, что ли, прилетели? — засмеялась Светка.
— Лучше! — ответил Юрка. — Там варежка чудесная завелась.
А в ней — монетки бесконечные.
Я обалдел:
— Как так?
— А вот так. У Петьки Смирнова варежка есть, а в ней всегда монетки. Даже если все вытащишь, всё равно берутся откуда-то. Сами в ней появляются!
— Думаешь, сами? — охнула Лида и даже подпрыгнула от удивления.
— Не думаю, — покачал головой Юрка. — Деньги сами только пропадают. Как носки из стиральной машины. А здесь что-то странное. Мы должны узнать, в чём тут секрет.
На следующей перемене мы детективной компанией наперегонки при-
бежали в кабинет второго «А». Петька увидел нас и сразу принёс свою варежку, засунул в неё руку и вытащил 5 рублей.
— Можно посмотреть? — я надел варежку себе на руку и вытащил оттуда ещё два рубля.
— А это откуда? — удивился Петька. — Я ведь всё вынул.
— Эта монетка застряла там, куда ты обычно большой палец запихиваешь. Вот и тайник. Дело раскрыто! — мне было всё понятно.
— Не раскрыто дело, — затопал ногами Петя. — Что вы за детективы такие? Приходите на следующей перемене. Монетки опять появятся.
— Ну, уж нет, — сказал я. — Мы сейчас вместе с вами снесём эту варежку в раздевалку. Она на ключ запирается. Так что, если кто-то захочет надуть нас, не сможет.
Мы так и сделали, а после урока попросили худенькую и очень добрую тетю Зою, которая главная по раздевалке, впустить нас туда за варежкой. Дрожащими от волнения руками Юрка потряс варежку над полом. Из неё выпали 10 рублей.
— Это улика, и мы её конфискуем, — заявил Антон.
Петя хлопал глазами и не понимал.
— Мы заберём монетку, рассмотрим её под микроскопом, а потом вернём, — успокоил Антон. — Это я раньше хулиганом был, а теперь — детектив. Ребята, давайте соберёмся вечером у Серёги Фокина! Потому что у него — микроскоп, а выносить такую вещь на улицу мама ему не разрешает, я уже спрашивал. Серёга объяснил, что школа — это не улица, но без толку. Все согласны?
Все решили, что это здорово, и разбежались по домам. Очень уж есть хотелось.
В обед я спросил у бабушки:
— Бабуля, а деньги могут сами появиться?
— Могут, если человек хороший, — она сняла фартук, улыбнулась и подала мне пирожок с вишней.
— Нет, бабушка, если бы всё было так, хорошие люди и не работали бы, а только мороженое в кино ели.
Я ломал голову и не мог понять, как разрешить эту загадку. Не могут деньги появляться!
По дороге к Серёге я опять встретил двух персиковых котов. Наверное, они меня очень любят и всегда ждут. Эти пушистики шли за мной по пятам до самого подъезда.
У Серёги было хорошо и очень просторно. Больше всего мне понравились высокие потолки и люстры причудливых форм. Ну, и печенье, которым Фокин нас угостил. Сытые, мы все собрались вокруг микроскопа. Точнее, вокруг Серёги. Он смотрел в микроскоп и очень умело щурил глаз, пытаясь разглядеть, что там на монетке.
Вдруг Серёга вскочил, отошёл от микроскопа и кричит:
— Смотрите, смотрите все по очереди. Видите это зелё-
ное пятно?
— У меня на платье? — забеспокоилась Лида. Она бросилась к зеркалу.
— Да всё в порядке с твоим платьем! На монетке пятно зелёное.
— Наверное, она испортилась, — пожал плечами Юрка.
— Нет, это свежая краска! — Серёга весь сиял от радости. — Я знаю ответ!
Встречаемся завтра у раздевалки в 7.45!
РАЗОБЛАЧЕНИЕ ВАРЕЖКИ

Я вернулся домой совсем грустный.
Плохой из меня сыщик. Может, потому что микроскопа нет? И друг я тоже плохой. Какая разница, кто главный? Не надо было драться.
И тут мне так стало себя жалко, так жалко… что я такой плохой. Уже плакать собрался. Но в комнату вошёл папа. Он всегда говорит, что мужчины не плачут. А сам плакал. Я видел. Он лук резал и плакал.
Папа вошёл и дал мне апельсин:
— Ешь, расти и спать ложись.
Потом он заметил, что у меня настроение не апельсиновое какое-то и говорит:
— С Юркой, что ли, поссорился?
Я чувствую: слёзы сейчас польются, но держусь, отвечаю:
— Подрался даже. Мы потом помирились. Но мне стыдно, что я Юрке завидую. Какой же это друг завидует? И детектив из меня так себе.
— Ты хороший друг, — папа положил руку мне на плечо. — И сыщик замечательный. Конфеты везде находишь, куда ни прячь! Не плачь.
— А я и не плачу, — говорю, — это всё лук.
Папа поверил. Я съел апельсин и уснул.
Утром я даже завтракать не стал, побежал в школу, как всегда споткнувшись о папины ботинки. Я редко опаздываю на уроки. Но пропустить собрание клуба детективов было уж совсем нельзя!
Мы пришли вовремя. Я даже на 40 минут раньше, чем надо.
— Пора! — воскликнул Серёга. — Итак, мы находимся в школе у раздевалки. Так? А рядом с нами — тётя Зоя.
Тётя Зоя улыбнулась. Ей казалось, будто она в телерепортаж попала. А Серёга у неё уже интервью брал:
— Скажите, почему у вас на пальце пластырь?
— Порезалась, мой хороший. (Она всех так называет, даже плохих.)
— А когда?
— Вчера. На работе. Случайно, — вздохнула главная по гардеробу.
— И сразу залепили пластырем?
— Нет, медпункт закрыт был. Но у меня в шкафчике зелёнка стояла, я ею палец и помазала, — ответила тётя Зоя.
— Я это заметил вчера, — продолжал Серёга. — А потом?
— А потом дальше работала и домой пошла. Ребята, вы сейчас на урок опоздаете! Не боитесь?
— Мы боимся правду не узнать, — ответила Светка.
— А правда вот в чём! — Серёгино лицо стало ещё умнее. — Тётя Зоя замазала палец зелёнкой, а потом мы принесли варежку в раздевалку. Кто может туда войти во время урока? Никто. Ключи у тёти Зои. Кто мог подложить монетку? Тоже только она. А пятнышко — от зелёнки.
Тётя Зоя приложила палец к губам и попросила:
— Тише! Я специально Пете монетки в варежку подкладываю, но никому об этом не говорите.
— Но почему? — недоумевали мы.
— Просто однажды я спросила его, почему он всегда такой грустный. А Петя сказал, что в сказках всё так инте-
ресно, а в жизни — нет. И что чудес не бывает. Он даже в Деда Мороза не верит. Вот я и решила сделать его варежку будто бы волшебной.
Мы подумали, что тётя Зоя — молодец. Она почти волшебник. Петя в последнее время весёлый стал. А зачем же к нам тогда пришёл? Ведь все могли узнать, что варежка не волшебная. Наверное, он надеялся, что она на самом деле необыкновенная, и что её тайну даже нам не открыть.
После первого урока мы собрали ребят из 2«А» в коридоре. Выстроили, как на линейке. Юрка помолчал для важности, а потом вздохнул: — Держи, Петька, свою монетку. Мы узнали, откуда она взялась. Из варежки.
— Как так? — кричали все мальчики и девочки.
— Она — волшебная! — Юрка так это сказал, что я сам чуть не поверил. Ему бы в театр идти играть или рекламировать шоколад.
Второклашки, наверное, тоже поверили. Может, не все. Но Петька так радовался, что прыгал от счастья. А я шёл и думал, что будет, если он перестанет варежку в раздевалке оставлять? Наверное, тётя Зоя придумает ещё какое-нибудь чудо.
А что же мы? Мы и дальше будем «детективничать»!

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ Лыжи становятся ближе

У меня портфель украли! Это ещё повезло, что я кота с собой не притащил. Я всю ночь думал, как хорошо быть котом. Особенно — моим. Я Мурзику даже пяточки щекочу, чтобы он жил долго.
Смех жизнь продлевает — мне об этом соседка сказала. Сама она всё время грустная. Наверное, никто ей пятки не щекочет. Мурзик, правда, не смеётся. Он не умеет. Но это пока. Вовка Печенькин Школу Смеха для домашних животных открывает. Он уже туда своего хомяка записал. И попугая, который Лидин. А ещё — нашу школьную кошку.
Папа говорит, что Вовка нас всех троллит и себя тоже. Вот надо так животных не любить, что в Школу Смеха Мурзика не пускать!
Это я вам по секрету рассказал. А теперь — о деле. У меня пропал портфель. Я насчёт учебников не расстроился. Это мама расстроится. Они, знаете, как дорого стоят?
Чувствую, не видать мне последней версии игры про зомби-апокалипсис. Придётся учебники покупать. Я так подумал и тоже огорчился. Хожу по классу, между партами, змейкой, ору:
— И на что ты, портфель, меня покинул? Где вы, книги мои драгоценные?
Светка пальцем у виска покрутила:
— Вещи искать надо, а не выражаться так, как при динозаврах люди говорили. Покинули его на что-то… У тебя с собой телефон был?
— Был, в кармане. И есть. Надо было всё в карманах таскать, тогда бы ничего не украли.
А Вовка сидит за нашей с ним партой, коленку чешет. Уже дырка на брюках появилась, а он коленку ещё сильнее стал чесать сквозь дырку. Мне Вовка сказал:
— Ты, — говорит, — странный. В карманах ничего таскать нельзя. Есть воры-карманники. А у тебя всё украли?
Я на свою обколупанную парту смотрю, а на меня с парты смотрит Пушкин. Не настоящий. Его на учебнике литературы нарисовали. Я. Но это в первой четверти было. Сейчас у меня бы ручка на книгу не поднялась. Я даже усы перестал пририсовывать всем, кого в учебниках печатают. Надоело! Они все становятся одинаковыми. Одни на деда Мороза похожи, другие — на котов.
В общем, литературу у меня не украли. А лучше бы наоборот. Я забыл в тетради письменно на вопрос про басню ответить. Зато четыре часа боролся с математикой. Справился. А она предательски укралась. Нормально? Вместе с портфелем пропал пенал (я его не достал) и лыжи. Они в углу стояли. В классе. Так что физкультура мне не
светила. Учитель, правда, мог дать противные старые ботинки. Они вечно были свалены школьниками в одну кучу. Найти здесь пару лыжных ботинок мог только археолог. Мама так же после стирки пары носков ищет. Мне кажется, стиральная машина их просто ест. А вот кто ест лыжные ботинки…
Когда Вовка узнал, что у меня ещё и лыжи пропали, он очень долго смеялся. Я на друга не обиделся. Пускай у него от смеха жизнь продлевается. Тем более, как он Школу Смеха откроет, если сам смеяться не будет?
Тут Марь Пална в класс вошла, поздоровалась. Она как-то сразу поняла, что я не выучил ничего.
— Садись, говорит, два.
Я сел, но не потому, что Марь Пална
сказала, а от удивления. Это кто ж на переменах двойки ставит?
Светка за меня обиделась, в планшет перестала играть с Антоном и спрашивает у Марь Палны:
— Может быть, не надо двойку? Пусть лыжи ищет.
— Двойка, — спокойно так повторяет учительница.
А мне очень беспокойно. На уроке я всё про портфель думал. А Марь Пална меня к доске идти заставила:
— Ты, — говорит, — домашнюю работу сделал?
Вот уж тут я с ума сошёл:
— Конечно, нет!
Марь Пална посмотрела на меня, как на газировку (не любит она её), и вздохнула:
— Ладно, иди. Не буду тебе оценки портить!
— Ничего себе, — думаю, — уже всё испорчено. А два раза за одну домашнюю «пару» не ставят.
Я решил отвлечься на что-то хорошее — на окно. Оно у нас пластиковое. Одно. А ещё два — деревянные.
И вот за пластиковым окном четвёртый «Б» круги вокруг школы нарезает. На лыжах. Вот Сенька — на синих, Витька — на фирменных каких-то, и Колька Яковлев в длиннющем шарфе с надписью: «Спор» на моих… Надо же, думаю, красота, люди ката… Колька на моих?
Я даже не посмотрел, что зима — открыл окно, высунулся в него и жду. На волосы снег валит, а я жду. Мне даже расхотелось спросить у Кольки, где его шарф потерял букву «Т» и как надпись «Спорт» превратилась в «Спор».
Марь Пална меня от окна оттаскивать принялась. Схватила под мышки, тащит как репку. А я за подоконник ухватился, сопротивляюсь.
— Ты, Андрюха, с ума сошёл? — кричит Вовка. — Мороз на улице!
— Вот именно, — не стал спорить я, — мороз! Но маленький. Иначе «Б» класс на улицу не пустили бы! А Колька не катался бы на моих лыжах!
Тут и Марья Пална с ума сошла. Она понять не могла, как это кто-то украл лыжи и катается возле школы.
Мы окошко закрыли и весь урок ерундой маялись: слушали про то, как важно не брать чужого и помогать каждому. Будто мы сами не знаем. Лучше бы Кольке это рассказали. В общем, скука, зато новую тему не прошли.
На перемене мы вместе с Марь Палной встретили Яковлева в школьном коридоре и спросили, чьи же лыжи у него в руках.
Он шапку с помпоном снял, снег с неё счищает на пол и нагло так отвечает:
— Мои.
— Чем докажешь? — говорю. — У меня они как раз пропали. Отдавай!
Колька нехотя показал нам нижнюю сторону правой лыжины. Ну, ту, которая по снегу скользит. На ней было написано «Мои».
Я аж обалдел!
— Точно, кричу, мои! — даже подписаны.
— Нет! — упёрся Колька, — это слово кто угодно мог написать. Хоть я, хоть ты, хоть директор.
А директор как раз мимо проходил. Он почему-то очень обрадовался.
— О, мои лыжи! — потёр руки, взял «предмет спора», как выразилась Марь Пална, и с собой унёс.
Мы с Яковлевым совсем ничего не поняли.
Оказалось, что у нас с ним — одинаковые лыжи.
Наши мамы их в одном и том же месте покупали, потому что они — подруги. Это мы почти не общаемся, потому что в разных классах учимся. А подписывал обе пары ради смеха Колькин папа. Он тоже с ними в магазин ходил. Это всё я за три минуты узнал, домой позвонил и несколько умных вопросов задал. А что толку? Мы с товарищем по несчастью теперь лыжи не делили. Так бы хоть кто-то правую забрал, кто-то — левую.
А у директора — отними-ка! Он родителей в школу вызовет. И они узнают наши лыжи! Точно! Узнают! Это же идея!
— Давай плохо себя вести! — предложил я курносому Кольке. — Например, сейчас начнём громко смеяться возле кабинета Андрея Андреича. Уже урок начался, он нас точно заметит.
Через пару минут мы уже с важными лицами сидели перед директором. Кабинет у него большой. На стене висит портрет президента, на столе — куча каких-то бумажек важных лежит. И окно — пластиковое. В общем, хороший кабинет, в него не стыдно родителей вызывать, и ученикам сидеть в таком приятнее.
— И зачем вы так орали? — директор почему-то таким спокойным оставался. Он даже в кресло не садился, а стоял и смотрел на нас.
— Потому что учиться не хотим, — сообразил Колька.
Директор нам пальцем погрозил, пообещал, что в следующий раз президенту доложит, кивнул на его портрет. Захотел отправить нас по классам. Тут уж я не выдержал:
— Всё, — говорю, — отдавайте лыжи!
— Мои? — спрашивает Андрей Андреич.
— Нет, мои, — отвечаю.
— Мои! — орёт Яковлев. — Вы нам отдайте, а мы уж как-нибудь поделим.
Директор руки за спину положил и притворился, что задумался:
— Так каждый может сказать, что это — его.
В ту же секунду в кабинет ворвался
растрёпанный Вовка:
— Так я и думал, что вы придёте у Андрей Андреича добычу отбирать! Видел-видел, как он у вас лыжи отобрал. Я что
вспомнил-то? Андрюх (это он мне сказал, а не директору), ты помнишь, на уроке выжигания все красивые разделочные доски делали, а ты на лыжине левой червяка выжигал? Если он там есть, то это — твоё.
Директор такой гордый стал, будто это он вспомнил, а не Вовка.
— Есть червяк, я видел! Забирай свои лыжи, — кивнул мне Андрей Андреич.
Тут Яковлев расстроился:
— У меня, — говорит, — с утра лыжи пропали. Я заглянул в ваш класс, смотрю — стоят. Обрадовался. Прочитал на правой лыжине, что мои, а на левую и смотреть не стал, на урок побежал.
Я как заору:
— Это же здорово, у тебя лыжи пропали, а у меня — портфель! Работа для детективов.
Колька почему-то совсем не радовался. Наверное, если бы у него портфель украли, он веселее был бы. Так мы и разошлись по классам.
Я с трудом дождался перемены. Мы собрались в столовой всей детективной командой и принялись важно молчать за самым большим древним столом. За ним, наверное, ещё тираннозавры обедали. У Юрки лучше всех молчать получалось.
— Может быть, пора найти хоть что-то? — Светка оказалась самой нетерпеливой. Ей в тишине почему-то не думалось. Она могла делать это только вслух.
— Мне вот что интересно, — Вовка с жадностью грыз яблоко. — Марь Пална сказала, что тебе — двойка. Так, Андрюха?
Я согласился.
— А за что она тебе двойку поставила?
Я пожал плечами:
— Это у неё каприз такой! Может, у Марь Палны опять собака заболела, настроение плохое.
— Ты думаешь, что говоришь? — закричала Лида (а она обычно не кричала). — У нас добрая учительница. Она вообще что-нибудь поставила или только сказала, что «два» тебе?
И тут до меня дошло. Ничего мне учительница не ставила! Только на словах. А ради чего Марь Пална вообще меня так напугала?
Я схватил Вовку за рукав, и мы понеслись к классу, как метеориты. Я по дороге сбил семиклассника — громилу Лёшку. Он меня мелким назвал, а потом вспомнил, что проиграл спор, и извинился. Поэтому я в класс радостный пришёл.
Марь Пална сидела за столом и читала наши глупые сочинения. Мы могли бы и умные писать, но времени не хватало.
— Марь Пална, — я не знал, как начать разговор. — Почему вы пошутили про двойку?
— А с чего ты взял, что я пошутила? — ответила она.
— А с того, что в журнале ничего не стояло. Я видел, когда к доске выходил, чтобы рассказать, что думаю о воровстве. А вы всегда сразу оценки записываете, чтобы не забыть. Значит, вы не просто так сказали про двойку. Это был сигнал! Шифр какой-то!
— Может быть, и так… — Марь Пална рисовала кому-то красивую пятёрку под глупым сочинением. — Я тебе двойку за внимательность поставила, точнее, за невнимательность. Но не в журнал. Даже в дневник не записала, что ты рассеянный детектив.
— А вы и не могли, — Вовка стоял такой гордый, как директор, только ещё больше гордый… — Потому что у Андрю-хи украли портфель. В портфеле был дневник, который пока в полной безопасности. Если его не разорвал кто-нибудь.
— Никто не разорвал. — Марь Пална почему-то была в этом так уверена. — Ищите-ищите. Я знаю, кто взял, но не знаю, куда дел. Не признаётся, хулиган. Говорит, что невиновен.
— А почему же вы сразу не сказали? — очень громко удивилась Светка, которая неизвестно откуда взялась.
— Потому что решила подождать — посмотреть, проснётся ли совесть у человека?
А у него она, может, и проснулась, а заодно и страх разбудила. Если за пять минут дело не раскроете, 5” я назову имя таинственного похитителя
портфеля.
И тут я всё понял: надо бежать к охраннику! Он же наблюдает за всеми нами. Потому что в школе камеры поставили. А раз уж речь о моём портфеле зашла, да ещё о наших детективных способностях…
В общем, побежали мы к огроменному Петру Карпычу. Отчество у него такое — Карпович. Честное слово! Мы попросили видео нашего коридора показать. Когда ещё почувствуешь себя в роли всевидящего ока? Смотрим, а там, на записи, Колька в кабинет наш перед первым уроком заходит.
— Это ничего, — говорю я, — это он за лыжами приходил. Правильно, надо спортом заниматься!
Только я его похвалил, как гляжу, а на видео Колька выходит из класса.
Да не только с лыжами, а ещё и с моим портфелем.
Вот, думаю, ерунда какая. На что ему мой портфель сдался? От него, кроме тяжести, никакой радости. Это когда его
на плечах несёшь, чувствуешь себя Гераклом или Халком, таким зелёным, огромным и сильным!
Я люблю фильмы про Халка смотреть, тоже хочу так от злости увеличиваться и мощным становиться. Разозлиться получилось, а вот вырасти — нет. Стою я, как всегда, тощий и беспомощный. Папа меня «сушёным Гераклом» называет.
Мы даже досматривать запись не стали, у нас три минуты на поиски портфеля оставалось.
Мы нашли четвёртый «Б» в его кабинете. Вовка как накинется на Кольку:
— Ах, ты, портфелевый похититель! Куда задевал добычу?
А классная руководительница Кольки как раз в дверь
входила. Она почему-то сразу решила, что Вовка безумный, и стала его прогонять.
— Тебе, Печенькин, учиться надо! А ты всё ерундой занимаешься!
Пока Лариса Евгеньевна (её, по-моему, так зовут) Вовке рассказывала, какой он ужасный, я с Колькой решил поговорить как мужчина с мужчиной.
— У нас, — я поправил галстук, который вообще-то не люблю. Но сейчас он для важности очень пригодился, — так вот… У нас с тобой проблема есть общая.
— У тебя тоже вши? — выпучил глаза Колька.
— Что значит «тоже»? — я на всякий случай сделал шаг назад. — Я тебе про портфель говорю! У меня проблема его найти, у тебя — отдать.
— Нет у меня никаких проблем, — Колька захлюпал носом. — Я уже его вернул. Он возле лыж в твоём классе стоит.
— А брал зачем?
— А как было не взять? Помнишь, у меня лыжи пропали? Мне Егор Кренделёв из нашего класса рассказал, что видел тебя на них вчера.
— Но ведь они — мои!
— Это я теперь знаю, а тогда не знал. Даже не поверил сначала. Потом заглянул в ваш класс — все заняты, в круг собрались, что-то там говорят, по сторонам не глядят. Зато мои лыжи прямо на меня смотрят.
Вот я и взял мои лыжи. То есть думал, что мои… А заодно прихватил твой портфель, чтобы знал, как чужое утаскивать. Я его утащил, а потом бояться стал. Что с ним делать — не мог придумать. Запер в шкаф — вон в тот, который в углу стоит. Потом мы с тобой узнали про лыжи правду. Мне совсем стыдно стало. Я хотел тебе про портфель сказать, но не мог. И так, считай, твои лыжи утащил, а тут ещё… В общем, сейчас звонок уже будет, портфель тебя ждёт. Я в него шоколадку положил. Это чтобы ты меня простил.
А я тогда Кольку уже простил. Мне его даже жалко стало. В общем, мы руки друг другу пожали и пообещали, что теперь в одной команде будем. Тем более, лыжи-то так и не нашлись. Раз не нашлись, значит, Кольке лучше всех надо детективничать. Но это только мы так думали. Больше пока ничего не скажу. Кроме одного: я заболел, но честно пил все лекарства и очень ждал воскресенья. На воскресенье Вовка назначил открытие Школы Смеха. Правда, в день, когда лыжи пропали, я заболел.

ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ Кошкам на смех

Воскресенье не наступало долго. Я даже подумал, что после субботы сразу понедельник выскочит, а воскресенье спрячет в какой-нибудь огромный мешок. Но ошибся.
И вот мы собрались у Вовки. Я принёс с собой Мур-зика, Лида попугая притащила. Александр Владимирович Печенькин важно расхаживал по своей хомячьей клетке. Юрка опоздал на целый час. С порога он начал тараторить:
— Я Ксюшку стащил из коридора вчера. Она же тоже в Вовкину Школу Смеха записана. Это ладно, верну её завтра, никто ругать не будет. Зато дома тяжело. Я её прятал, она мяукала, я делал вид, что это моё мяуканье. Она обои покоцала…
— Это как, — спрашиваю, — покоцала?
— А никак, разодрала просто. Я всю вину на себя взял. Кошку в шкафу запер, там много кофт пушистых. Я туда ещё
положил мяса. В общем, она наелась и уснула до утра. Хорошо, что сегодня мамина смена, — она с самого утра убежала в свой любимый магазин… работать. А папа — на рыбалку. Так что я выгуливать Ксюшку повёл, а она взяла и убежала! На дерево залезла и сидит. Я ей молоко из дома вынес, чтобы она спустилась, а эта животина сидит и сидит на дереве. Уже и соседские бабульки прибежали. Одна сметану притащила, другая — курицу. А Ксюшке — всё равно. Наверное, её в столовой мышами закормили. Вовка почесал голову:
— Нет, мышей в наше время только людям в котлеты добавляют, а в школах кошек не обижают. Так кто достал Ксюшку с дерева?
— Парень какой-то из МЧС. Хороший, сразу видно, что он животных любит. Взял кошку в руки и давай её гладить. Она его царапает, а он — гладит. Странная картина. Короче, некогда мне тут с вами о всякой ерунде говорить. Давайте уже животных учить.
Странный Юрка. Сам опоздал, и сам же на всех бузит. Вовка поставил Мурзика с Ксюшкой на стол. Потом полез в какой-то старый рваный портфель. Он пыхтел, рылся, рылся и пыхтел, а потом вытащил оттуда что-то непонятное:
— Вот, намордники!
— Какие намордники? — завозмущался я. — Как они в намордниках смеяться будут?
— Моё дело — научить. А потом пусть смеются. Если на них намордники не надеть, они съедят Алексан-
дра Владимировича и Лидкиного попугая. И вообще, не зря же я это всю ночь вязал! — обиделся Вовка.
Тут и Лидка забеспокоилась. Тоже стала доказывать, что намордники — лучшее решение.
Но сказать оказалось легче, чем сделать. Усатые — не полосатые укусили каждого раз по десять. Это они так объяснили, что мы не правы.
Вовка всё-таки надел намордники на кошек. Пока на Мур-зика надевал, Ксюшка свой скидывала. И наоборот! А потом умные пушистики прогрызли в намордниках дырки.
Я предложил учить животных смеху по очереди. Вовка посадил перед собой Мурзика и начал рассказывать ему анекдоты. Всё, что делал кот, — пытался уйти.
— Это потому, что он стесняется смеяться при нас, — оправдывался «учитель».
Потом он включил телевизор, показал моему коту скучнейших юмористов, которых бабушки любят. Мурзик не оценил.
— Осталось последнее средство, — вздохнул Вовка. — Пёрышко.
Он достал из ящика стола какое-то не очень красивое голубиное перо и принялся щекотать им кота.
Тот сначала так обрадовался, даже урчать начал, но потом до него дошло: это же пёрышко! А пёрышко — это птица. Как и положено охотнику, мой умница-кот отнял перо и унёс его в зубах в соседнюю комнату.
— У Мурзика — клинический случай, — Вовка почему-то решил, что разбирается в медицине. — Он не способен радоваться.
Мне так обидно стало:
— Умеет он радоваться! Вон как пёрышко его осчастливило! А смеяться он не умеет. Да! И пускай. Вообще, я подумал, что это было бы жутко. Представьте, мы тут стоим, а кошки смеются, как люди, только мяукающе-тоненьким голосом.
Юрку даже передёрнуло. В общем, мы решили, что кошачий смех — слишком страшная картина, и решили взяться за попугая.
— Чтобы попугай начал хохотать, надо просто самим развеселиться, — обрадовал нас Вовка. — Попугаи подражают человеческой речи и смеху тоже.
Мы не знали, как заставить себя смеяться, потому что всё ещё представляли мяукающий хохот и боялись. Тогда я решил рассказать ребятам, чем закончилась история с лыжами. Я же хоть и болел, а дело о пропаже всё равно раскрыл!
Юрка, как услышал всё в подробностях, схватился за живот и засмеялся так интересно:
— Иа, ой-ой-ой, не могу, лыжи… Ой, не могу, спасите.
Я не ожидал такого от Юрки. Он минут десять так валялся по полу (хорошо, что у Вовки пол с подогревом) и повторял про «ой-ой».
Вот тут-то мы и узнали, что у Лидкиного попугая хорошая память!
— Иа, ой-ой-ой, не могу, лыжи спасите! Намордник натяните! Клинический случай! — выдал пернатый.
Хорошо у него получилось, весело.
Лида побледнела. Мода, что ли, у нас такая — бледнеть? Она посмотрела на попугая, потом на нас, обиделась, что её Капи-тошу такой ерунде научили. Она немного подулась и спросила:
— Вовка, а что твой хомяк? Его-то будем учить?
— Нет! — Вовка даже нахмурился. — Это тоже клинический случай. Я ему уже и телевизор показывал, «Смехопанораму». Но мне и самому-то весело не было. Наверное, я просто псих, раз решил, что животных можно научить хохотать…
— Клинический случай! Психопанорама! — послышалось из клетки с попугаем.
И тут нас всех смех пробрал. Мы даже не обращали внимания на то, что Мурзик и Ксюша стащили котлету и поделили её поровну. Зубами.
— Так что с лыжами-то случилось? С Колькиными, — неожиданно вспомнил Вовка. Очень интересно!
— Да он уже всё рассказал, — возразила Лида.
— Но я ведь уходил на том месте, где Андрюхин портфель вернули, — надул щёки Печенькин. — Проверял, что коты делают. Они там гремели на кухне чем-то. Я за борщ испугался. А вы даже не заметили?
Я пожалел Вовку и решил открыть ему секрет. А было всё вот как.
После уроков я шёл домой ещё радостнее, чем обычно. Снег в лицо попадал и даже в рот! Потому что я не могу молча ходить. Всегда по дороге домой звоню маме, чтобы узнать, какую вкуснятину она на обед приготовила. Как узнаю — домой ещё приятнее возвращаться становится.
Мне до дома от автобуса пять минут идти, а лучше бы два часа было. Прихожу я, а в коридоре — лыжи.
Наверное, я был бледным, потому что мама очень испугалась и сказала, что мне срочно присесть нужно, а то я упаду.
— Что с тобой? — спрашивает.
Я с силами собрался, мысли по извилинам разложил, говорю:
— Откуда лыжи?
— Бабушка Коли Яковлева принесла, попросила, чтобы я смазала их как следует. У него соревнования завтра какие-то. Так что тут надо с умом всё сделать. А я в этом очень хорошо разбираюсь. Ты же знаешь! Она утром к ним в школу пошла ещё раньше Коли, лыжи взяла. У него же сегодня всё равно нет физкультуры.
— А зачем это она раньше Коли пошла? — мне всё так подозрительно стало.
— Потому что торопилась на утренний автобус рейсовый. Тебе-то какое дело?
— А такое! Была у Кольки сегодня физкультура! — я просто поверить не мог. — Получается, лыжи Кольки из класса украла его же бабушка?
— Не украла, а взяла, — поправила мама. — Что ты так завёлся-то? Как мотор!
— Да потому что Колька переживает, что у него их украли! Он меня вором считал и от того сам вором стал, а потом шоколадку подарил.
Мама оказалась умнее, чем я. Взрослые редко бывают такими гениальными. Она поднесла указательный палец к губам:
— Спокойно. Я ничего не слышала. Ты ничего не говорил. Если случилась путаница, но всё прояснилось, очень славно. Никто не вор.
Я кивнул, вроде как согласен. А сам Яковлеву звонить принялся. От радостного волнения даже два раза телефон из рук выронил. Но он же доисторический, поэтому не разбился!
Колька как узнал, что всё с его бабушки началось, что лыжи живы — так обрадовался! Он же завтра на соревнования сможет поехать. От счастья Колька смеялся, как дурачок, минут десять. И я смеялся, как дурачок, минут десять. А потом мы друг другу анекдоты рассказывали, пока его бабушка не пришла.
Оказывается, когда Колька из школы вернулся, дома ещё никого не было. Он сидел, мучился, не знал, как про пропажу рассказать.
Вечером домой папа пришёл. Он внимательно выслушал мою историю. Папа так развеселился, так подобрел, что даже разрешил Мурзика в Школу Смеха записать. Вот уж чего я не ожидал! Мурзик, кстати, тоже!
Юрка на второй раз уже не смеялся. И сказал, что школа у Вовки неправильно называется. Мы решили переименовать её в Школу Обучения Попугаев Безумству! Лида не согласилась с нами. На то она и девчонка.
— Кстати, Лидка, а где твои серёжки? — Юрка, как всегда, оказался очень внимательным.
Наша любимая староста побледнела и кинулась к зеркалу. Но зеркало ей серёжки в виде сердечек не вернуло. Бедняжка села на зелёно-красный ковёр и принялась рыдать.
— Нечего плакать, — я протянул Лиде платок. — Мы нашли хомяка, портфель, лыжи, раскрыли тайну волшебной варежки, а тут какие-то серёжки! Да запросто отыщем!
— Ой, лыжи-лыжи! — попугай захихикал не в тему, но Лиду развеселил.
Она меня даже в щёку поцеловала:
— Спасибо! Я верю в тебя… и в других.
Я такой счастливый был, долго мялся (как и все влюблённые), но спросил:
— А ты поцеловала меня как друг целует друга?
— Как детектив — детектива! — Лида улыбалась так тепло, что мне даже показалось, будто лето наступило.
Весь вечер я был подозрительно счастливым! Счастливым и спать пошёл. Только улёгся в кровать, вошёл папа. Он спросил, чего это я такой довольный.
— Это потому, что наша староста серёжки потеряла, — я прямо сиял от счастья.
— Странный ты какой-то. Ладно, спи давай! — папа ушёл.
А я совсем не странный, а самый обыкновенный влюблённый детектив из четвертого «А».

ОГЛАВЛЕНИЕ

ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ
Кошкам на смех