Книга: «Илья Муромец» Николай Надеждин

Илья Муромец
Под старым городом Муромом, среди лесов дремучих да болот и топей непроходимых, жил в богатом селе Карачарове крестьянин Иван Тимофеевич с женою своей Евфросиньею Яковлевной.
Под старость уже послал им Господь Бог сынка, которого они назвали Ильёю. Всем бы взял Ильюша: был он и здоров, и крепок, и разумом вышел. Одно горе: не владел он ни руками, ни ногами, сидел сиднем тридцать лет.
Сидит однажды Илья в избе один-одинёшенек. Пора была летняя, страдная; все ушли работать на дальнее поле. Сидит Илья, о своей участи горькой раздумывает и слышит: подходят под окна его избы трое калик перехожих. Стучатся калики в окно:
— Отворика нам дверь, Илья Муромец, пусти к себе в дом отдохнуть калик перехожих.
Отвечает Илья:
— Не могу я, Божьи люди, с места сдвинуться, ворот отворить: сижу я сиднем вот уже тридцать лет, не владею ни руками, ни ногами.
Но повторяют калики свою просьбу и во второй, и в третий раз. Шевельнулся Илья на печи: что за диво! Чувствует, что может встать; резвые ноженьки его держат, руками он владеет. Вскочил Илья живо с печи, отворяет каликам ворота, в дом их к себе ведёт.
Говорят ему калики:
— Принеси нам испить!
— Добрые люди, — отвечает Илья, — ведь я без рук, без ног!
— Иди себе, иди, Илья Иванович! Нас не обманывай!
Пошёл Илья в погреб, налил чару зелена вина в полтора ведра, приносит каликам. Дали калики Илье испить того вина, спрашивают его:
— Много ли в себе чувствуешь силушки?
— Кабы от земли был столб до неба, а в столбе кольцо золотое, — говорит Илья, — взял бы я за это кольцо, всю бы землю разом перевернул.
Переглянулись калики:
— А ну, Илья, принеси нам ещё чашу бражки.
Пошёл Илья в погреб. Идёт, по дороге за дуб хватится — дуб с корнем из земли вырвет, ноги у него по колена в земле вязнут. Принёс он браги; дали ему ещё выпить калики.
— Сколько теперь, Илья, чувствуешь в себе силушки?
— Божьи люди, теперь во мне силушки половинушка!
— Довольно с тебя и этой силушки, — говорят калики, — будешь ты, Илья, великим богатырём, и смерть тебе в бою не написана. Смело можешь выходить в бой со всеми, не бейся только со Святогором-богатырём: его и сама земля через силу носит. Не бейся с Самсоном Великим: его стерегут ангелы Божьи. Не затевай борьбы с родом Микулы Селяниновича: его любит мать сыра земля. Не трогай Вольгу Святославича: этот, если силой не возьмёт, одолеет тебя хитростью.
Слушай ещё, как достать себе коня богатырского: пойди ты в чистое поле, купи первого жеребчика, какого встретишь, поставь его у себя в конюшне на три месяца, откорми пшеницей белояровой. Через три месяца выведи коня
по саду три ночи, вываляй в трёх росах утренних, подведи к высокому тыну; как научится конь тын высокий перескакивать по ту и по другую сторону, поезжай на нём куда хочешь.
Тут простились калики с Ильёю и скрылись из глаз. Заснул Илья крепким сном богатырским; спал ни много ни мало целых двенадцать дней.
Пришли домой с работы родители и сестры Ильёвы, увидели, что он руками, ногами владеет, изумились, глазам своим не верят, плачут от радости.
Спрашивает Илья у родителей:
— Родители мои милые, где вы крестьянскую работу работали?
— Работали мы, Ильюша, луг-пожню за три версты от дома.
— Сведите меня на ту пожню, укажите мне мою работу!
Стал Илья лес расчищать; старые деревья с корнем повыворотил, надломил дубы крепкие, распахал поле великое, запрудил корнями речку быструю; столько один в три часа наработал, сколько отец, мать с работниками в три дня не сделали.
Купил себе меж тем Илья жеребчика у мужика прохожего, как ему калики советовали, дал за него цену неслыханную, пятьсот рублей с полтиною,
выкормил, вырастил, в росах вывалял. Стал жеребчик конём на диво, Илье верным другом-товарищем.
Пошёл Илья к родителю просить благословения на путь-дорогу, на великие подвиги.
Не гром гремит, не стук стучит — то Илья к отцу речь держит; не сырой дуб к земле клонится, не листочки его расстилаются — то Илья отцу земно кланяется, просит себе благословения:
— Родимый ты мой батюшка! Дай мне своего благословения в славный стольный Киев-град поехать, киевским чудотворцам поклониться, послужить верой-правдой Солнышку Владимиру, постоять за веру христианскую.
Отвечает старый крестьянин Иван Тимофеевич:
— Поезжай с Богом; на добрые дела даю тебе своё благословение родительское; только на худые дела нет тебе моего благословения; не проливай напрасно крови христианской, не делай зла даже и татарину, за сирых, бедных заступайся.
Поклонился Илья отцу с матерью до земли, пошёл снаряжаться в путь-дороженьку: выковал себе из трёх железных полос три стрелы могучие; стал Илья и меч себе разыскивать — только не нашлось по нём меча: возьмёт Илья меч за рукоять, тут рукоять у него в руке и останется. Сковал тогда себе Илья копьё булатное, доброго коня оседлал; положил войлочки на войлочки, потнички на потнички, поверх всего надел на коня седло черкесское с двенадцатью шёлковыми подпругами, а тринадцатая была всех крепче, из железа выкована. Пошёл Илья к горе силу пробовать; упёрся в гору — гора свалилась в реку, вода в новое русло повернула, и доныне обвал тот старики молодым показывают.
Зашил Илья в ладанку горсть земли родимой, надел её на шею, пустил корочку хлебца по Оке-матушке за то, что тридцать лет кормила его, поила; отстоял службу Божию; сел на доброго коня и поехал в чужедальнюю сторонушку.
Илья Муромец под Черниговом
Едет Илья Муромец по чистому полю, к Киевугороду торопится: ударил он коня по крутым бедрам; рассердился ретивый конь, скачет выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего, на реках броду не спрашивает, с берега на берег перепрыгивает: первый скок скочил — на пятнадцать вёрст вперёд ушёл, в другой раз скочил — колодезь пробил; у колодезя срубил Илья сырой дуб, поставил часовенку, написал на ней своё имя. В третий скок принёс Илью конь к городу Чернигову.
Под Черниговом стоит сила несметная; три татарских царевича, с каждым сорок тысяч воинов; от пыли да пару лошадиного не видать днём красного солнышка, не видать вечером ясного месяца; из города жителям нет ни входа, ни выхода.
Разгорается в Илье сердце богатырское, жарче он распаляется. Стал добрый молодец думу думать:
«Как быть? Не побью татар — исполню завет отцовский; побью — жителей освобожу черниговских».
И решил Илья помочь народу христианскому — освободить Чернигов от злых полчищ татарских.
Взял Илья в руки саблю острую; где размахнётся, там лягут татары целой улицей, повернётся — лягут целой площадью, тех конём потопчет, тех стременами помнёт. Пробился Илья к трём царевичам, остановился и говорит:
— Что мне теперь с вами делать, цари-царевичи? В плен вас взять — нельзя мне вас с собой возить, мне ещё лежит дорога дальняя; голову с вас снять — жаль царский род губить. Поезжайте-ка вы к себе домой, расскажите своим людям, что Русская земля не опустела, что есть в ней славные, могучие богатыри!
А в Чернигове тем временем все к смерти готовятся, на страшный бой последний выходить собираются, в Божьих церквах причащаются. Видят, что Илья в город въезжает, и глазам не верят.
— Как это ты, добрый молодец, в город пробрался мимо несметной татарской рати?
Отвечает Илья:
— Не поздно ли, добрые люди, вы на бой выходить собрались? Взойдите-ка на стену, взгляните в чистое поле.
Взошли на стену жители черниговские: что за диво дивное? Лежит побита вся татарская рать несметная.
Побежали назад к Илье, низко кланяются богатырю могучему, хлебом-солью чествуют; зовёт его к себе воевода черниговский откушать и воеводство своё ему отдаёт, спрашивает о роде-племени, об имени-отчестве.
Говорит Илья:
— Родом я из города Мурома, из села Карачарова, крестьянский сын, Илья Иванович. Некогда мне над вами воеводствовать. Спешу в стольный град Киев к князю Владимиру. Покажите мне туда дорогу прямоезжую.
Отвечают черниговцы:
— Нельзя тебе, добрый молодец, ехать дорогой прямоезжею: пересекла её река Смородина бурливая, загородили болота, топи глубокие, и свил себе в тех краях гнездо Соловей-разбойник. Зашипит по-змеиному, заревёт по-звериному — потеряешь напрасно буйную головушку. Нет там никому ни прохода, ни проезда.
— Стыдно мне, богатырю, бояться рёву звериного, шипу змеиного, стыдно мне по окольным дорожкам прятаться; уж ехать — так прямо, — говорит Илья черниговцам и поворачивает коня прямо к реке Смородине, в Брынские леса густые.
Илья Муромец и Соловей-Разбойник
Приехал Илья Муромец в тёмные леса Брынские, видит перед собою дивное диво: стоят рядом девять дубов могучих, вершиной в облако небесное упираются. Пусто кругом, глушь, топь непроходимая; бежит из этих страшных мест всякая тварь живая от злодея Соловья -разбойника, что в дубах развесистых залёг, от людского глаза прячется.
Услышал Соловей топот коня богатырского, засвистал по-соловьиному, зашипел по-змеиному, заревел по-звериному. Конь под Ильёю со страху на колени пал.
Рассердился Илья Муромец на своего бурушку:
— Ах ты, травяной мешок! Только и годен волкам на съеденье! Чего боишься? Неужели не слыхал никогда рёву звериного, шипу змеиного?
Натянул Илья тугой лук. Взвилась калёная стрела, угодила Соловью прямо в правый глаз, свалился Соловей с дуба.
Подобрал тут Илья разбойника, привязал к луке коня и поехал с ним в гнездо Соловьиное. Состроил себе Соловей терема на краю лесной чащи.
Под каждым теремом вырыты ямы глубокие; много лежало в них серебра, золота, камней драгоценных, горы скатного жемчуга. Двор на семи верстах обнесён тыном островерхим, на каждой тычинке по голове богатырской воткнуто.
Вышла Соловьёва жена на широкий двор, видит недоброе дело: едет чужой богатырь, везёт с собой её мужа, к седлу привязанного.
Бросилась она в терем, разбудила девятерых сыновей своих.
— Встаньте, проснитесь, мои ясные соколы! Пойдите в глубокие подвалы, отомкните кованые ларцы: едет чужой человек, везёт отца вашего, ремнями к седлу привязанного; просите, молите чужого богатыря, чтоб отпустил на волю отца вашего; приготовьте подарки богатые: серебра, золота, скатного жемчуга.
Не стали слушать матери удалые сыновья разбойника: задумали они недобрую думушку.
— Обернёмся чёрными воронами, заклюём Илью Муромца, отца на свободу выпустим!
Вышла старшая дочь Соловьёва, Полька, к воротам, ухватила подворотню в девяносто пуд, у ворот ждёт, притаилась. Стал Илья въезжать во двор — замахнулась на него Полька подворотней что было силы; отвёл Илья её руку легонечко, попала подворотня в саму богатыршу, тут Польке и смерть пришла.
Видят жена и дети Соловьёвы, что не в силах они с Ильёй бороться; принесли ему богатый выкуп, просят, молят, чтобы отпустил разбойника на волю.
Не послушал их Илья, повёз Соловья в Киев. Бежит конь Ильи быстрее сокола — вот они уже и на Днепре-реке; а перевозчицей была тут другая дочь Соловья, Катюша. Просит её разбойник:
— Дочь моя любимая, Катюшенька, не перевози ты богатыря на другую сторону: проси раньше, чтоб отпустил он на волю твоего отца-старика, тогда перевезёшь Илью на другой берег.
Слез тут Илья со своего бурушки, в левую руку взял шёлковый повод, а правой рвёт с корнем дубы крепкие; намостил из дубов мост прочный через Днепр, сам перешёл и коня перевёл.
Вынул тогда Илья из кармана шёлковую плётку о семи ремнях, говорит перевозчице:
— Теперь мы с тобой, красная девица, рассчитаемся!
Ударил раз Катюшу — с ног она свалилась. Ударил другой — ей и конец пришёл.
Было время после обедни воскресной, как приехал Илья Муромец в Киев к ласковому князю Владимиру, прямо на двор великокняжеский; привязал Илья бурушку к столбу белодубовому посреди двора, наказал бурушке крепко-накрепко:
— Береги, бурушка, пуще глаза Соловья-разбойника, чтоб не ушёл он из стремени булатного.
Вошёл Илья в палаты княжеские, помолился образу Спаса Пречистого, отдал поклон на все стороны, особенным низким поклоном поклонился князю с княгинею Апраксией, всё исполнил как надо, по обычаю.
Ласково встретил богатыря князь Владимир, велел поднести ему чару зелена вина в полтора ведра, стал Илью расспрашивать:
— Расскажи нам, добрый молодец, какого ты роду-племени, чтобы нам знать, как называть тебя, величать, какое тебе место дать?
— Ласковый князь, зовут меня Ильёю Ивановичем; родом я из города Мурома. Приехал я к тебе в Киев дорожкой прямоезжею, торопился поспеть к заутрене, а к обедне не поспел. Задержали меня дела важные.
Говорят князю бояре:
— Ласковый князь! В глаза тебе лжёт богатырь. Ведь дорога прямоезжая к Киеву залегла вот уже тридцать лет: не даёт Соловей-разбойник ни проезда, ни прохода ни одному человеку. Не выпил ли добрый молодец по дороге лишнюю чару зелена вина, что больно расхвастался!
— Владимир Солнышко! Оттого я в дороге и позамешкался, что очищал её от Соловья-разбойника: самого Соловья я привёз на твой широкий двор к седлу привязанного; не хочешь ли взглянуть на мою удачу богатырскую?
Тут поднялись с мест и сам князь, и гости, побежали на двор Соловья смотреть. Стал Владимир Соловью приказывать:
— Зашипи-ка, Соловей Рахманович, по-змеиному, зареви по-звериному!
Отвечает Соловей:
— Не твой хлеб, князь, кушаю — не тебя и слушаю.
Просит Владимир Солнышко Илью, чтобы заставил Соловья реветь да шипеть.
— Запеклись у Соловья уста, — говорит Илья, — вели, ласковый князь, дать ему чару зелена вина в полтора ведра.
Взял Соловей чару одной рукой, выпил за один раз, попросил ещё чару пива пьяного да чару мёду сладкого, закусил калачом крупитчатым.
И велел Илья Соловью засвистать в полсвиста.
Не послушался Соловей: зашипел, заревел во всю мочь Соловьиную, оглушил в Киеве весь народ православный, сам князь Владимир к земле пригнулся, подняться не может, прекрасная княгиня Евпраксия от страху еле жива.
Говорит Владимир Илье:
— Шутки пошли плохие! Уйми Соловья.
Расправился тут Илья с Соловьём за все дела его злодейские: схватил его за кудри смоляные да ударил о серый камень. С тем Соловью и конец пришёл.
А Илья заслужил себе честь, славу великую; и князь Владимир затеял новый пир на радостях, что нет Соловья в живых и некому больше изводить богатырей могучих, обижать христиан православных.
Богатырская заставка и встреча Ильи Муромца с Жидовином
В степях широких близ славного стольного Киева стояла богатырская застава; охраняли её двенадцать славных богатырей; атаманом у них был сам Илья Муромец, податаманом — Добрыня Никитич, есаулом — Алёша Попович; здесь же с ними были боярский сын Гришка да Васька Долгополый.
Крепко обороняют богатыри заставу — не пропускают ни конного, ни пешего: сокол пролетит — и тот перо выронит; добрый молодец пройдёт — головой поплатится.
Однажды разъехались богатыри ненадолго кто куда: Алёша с Гришкой — в Киев, Добрыня — на охоту к синю морю, а Илья прилёг отдохнуть в шатре.
Едет Добрыня назад, видит в поле следы от копыт громадные: каждый след величиною с полпечи. Присматривается Добрыня к следу, говорит себе:
— Это, видно, Жидовин, чужой богатырь, заехал в наши вольные степи.
Вернулся Добрыня на заставу, рассказал Илье, что видел в поле. Скликает Илья своих товарищей, богатырей могучих, совет держать.
— Что мы стояли на заставе, чего глядели? Не видали, как мимо нас проехал чужой богатырь Жидовин! Как быть теперь, кому ехать за злодеем в погоню?
Надумали богатыри послать на бой Ваську Долгополого.
Говорит Илья:
— Неладное вы, братцы, надумали: у Васьки полы длинные, в бою Васька заплетётся в них и погибнет понапрасну.
— Не послать ли Алёшу Поповича? — говорят богатыри.
Сомневается Илья:
— У Алёши глаза завидущие, руки загребущие, любит Алёша серебро, золото; позавидует богатству чужого богатыря, позарится на оружие Жидовина, на его платье богатое, камнями самоцветными разубранное, — погибнет Алёша понапрасну.
И выбрали все богатыри сообща Добрыню Никитича, чтобы ехал он сражаться с Жидовином.
Добрыня от службы не отказывается: седлает своего коня седлом черкасским, берёт в руки палицу весом в девяносто пудов, пристёгивает на бок саблю острую, захватил ещё с собою плётку шёлковую; едет прямо к горе Сорочинской.
Посмотрел Добрыня с горы вдаль, в чистое поле; что-то перед ним чернеется громадное: конь, как гора, на нём богатырь, словно сена копна, и не видать лица под меховой шапкой пушистой.
Подъехал Добрыня ближе к богатырю, закричал ему звонким голосом:
— Эй ты, вор, нахвальщик! Зачем ездишь мимо нашей заставы, не отдаёшь поклона атаману Илье Муромцу, податаману Добрыне Никитичу, не платишь сбора на всю нашу братию богатырскую есаулу Алёше Поповичу?
Услышал Жидовин доброго молодца, повернул он своего громадного коня, двинулся на Добрынюшку; вся земля кругом зашаталась, вода из озёр повыливалась, конь под Добрыней на колени пал.
Поразмыслил Добрыня и понял, что не совладать ему в одиночку с таким супостатом. Ничего не поделаешь — надо за подмогой отправляться. Взмолился Добрыня Пресвятой Богородице:
— Мать Пресвятая Богородица! Унеси Ты меня отсюда подобру-поздорову на заставу богатырскую!
Вынес Добрыню добрый конь на заставу; рассказал богатырь товарищам, какая с ним беда приключилась.
— Делать нечего, — говорит Илья, — видно, мне самому надо ехать!
Выехал Илья, посмотрел из-под руки в чистое поле; что-то в поле громадное чернеется: разъ езжает по полю богатырь заезжий, играет со своей палицей железной весом в девяносто пудов.
Подбросит палицу к небу выше облака ходячего, поймает одной рукою, вправо-влево палицей помахивает.
Обнял Илья своего бу-рушку косматого, долгогривого:
— Добрый ты мой товарищ, бурушка, был ты мне верным другом в горе и в напасти,
сослужи мне теперь службу добрую, чтобы не одолел нас Жидовин заезжий.
Понёс бурушка Илью навстречу Жидовину. Закричал Илья громким голосом:
— Вор, нахвальщик! Зачем ездишь мимо нашей заставы богатырской, атаману Илье Муромцу поклона не отдаёшь, есаулу Алёше сбора не платишь?
Обернул Жидовин коня, да не так-то легко напугать Ильёва бурушку: стоит добрый конь, не дрогнет, Илья Муромец сидит на нём, не шелохнётся.
Съехались богатыри; как ударились палицами, у палиц рукояти пообломилися — друг друга богатыри не ранили; ударились острыми саблями — сабли на куски разлетелись; стали биться на копьях — копья рассыпались вдребезги, а богатыри сидят себе на конях — ни один с места не стронулся.
Стали они тогда биться врукопашную: бились день до вечера, а с вечера до полдня, с полдня до рассвета нового дня. Махнул тут Илья правой рукою, левая нога у него подвернулась; упал Илья навзничь на землю; наскочил на него Жидовин неверный, вытащил булатный нож, хочет Илье отсечь голову по плечи, разрубить надвое грудь белую, вынуть из неё сердце ретивое. Сидит нахвальщик на плечах у Ильи, над старым богатырём издевается:
— И чего ты, старый старинушка, на заставе сидишь богатырской, ещё в бой выезжать задумал? Пора бы тебе грехи свои замаливать: построил бы на дороге келейку, сидел бы в ней да питался Христовым именем.
Думает Илья думу невесёлую: «Предсказали мне святые отцы, что не в бою мне смерть написана, а вот теперь одолел меня Жидовин».
Только чувствует Илья, как вдруг у него силушки прибыло — высвободил старый одну руку да как ударит Жидовина в грудь; полетел нахвальщик выше дерева высокого, а как на землю свалился — завяз в земле по пояс. Тут ему и смерть пришла. А Илья на заставу вернулся, говорит товарищам: — Тридцать лет езжу я в поле, братцы мои названые, а такого чуда ни разу ещё не наезживал!
Ссора Ильи Муромца с Князем Владимиром
Пришёл Илья на пир к князю Владимиру; входит богатырь в гридню княжескую, осеняет себя святым крестом, отдаёт поклоны по обычаю.
Не узнал князь своего могучего богатыря, который столько для него потрудился: не одну тысячу врагов княжеских положил на месте. И говорит Владимир Илье:
— Не припомню тебя, добрый молодец, не знаю, как твоё имя-отчество; садись с нами за стол — вот там в конце есть для тебя маленькое местечко; другие-то места получше все перезабраны.
Не понравились старому богатырю эти речи.
— Сам ты, князь, ешь, пьёшь с воронами, а меня сажаешь с воронятами, где пониже да похуже. Я на это не согласен!
Разгневался князь, словно лев, потемнел, как ночь осенняя:
— Где это видано, чтобы кто-нибудь смел сравнивать нас всех с воронами да с воронятами! Встаньте-ка, богатыри могучие, возьмите этого человека
под одну руку трое да под другую трое, ведите его на широкий двор, отрубите ему буйную голову.
Размахнулся Илья правой рукой, стряхнул с себя троих богатырей — все на землю попадали; размахнулся левой — легли рядом и остальные трое.
Послал Владимир ещё шесть да шесть богатырей; всех смахнул с себя Илья — лежат на земле, не шелохнутся. Вынул тут Илья тугой свой лук, пустил стрелу калёную, приговаривает:
— Ты лети, стрела, к окошкам княжеским, отбей над окошками золотые маковки.
Набрал Илья золотых маковок целую груду, продал их, наменял денег видимо-невидимо; пошел по улицам киевским, собрал к себе всех бродяг, всю нищую братию. Гуляет нищая братия, погуливает, за Илью Бога молит, неладные шутки по Киеву пошучивает.
Говорит Добрыня Владимиру Солнышку:
— Не знаешь ты, князь, не ведаешь, какого богатыря могучего ты обидел: ведь это сам Илья Муромец; видишь, на широком дворе стоит его
конь богатырский, ни к чему не привязан, а у стремени Соловей-разбойник прикован. Пошли скорее посла к Илье, чтобы позвал его назад на пир твой.
Стал тут Владимир раздумывать, кого бы послать ему за Ильёю: послать смелого Алёшу Поповича — не сумеет Алёша упросить Илью Муромца; послать Чурилу Плёнковича — он по дороге где-нибудь заболтается. А надо посла разумного да вежливого. Говорит Владимир Добрыне:
— Пойди, Добрынюшка, за Ильёю. Он тебя послушает, ведь вы с ним братья названые.
Пошёл Добрыня, а сам думает: «Может быть, на смерть иду!»
Нашёл Илью Добрыня посреди нищей братии: сидят все рядышком за столами белодубовыми, и пир у них идет великий. Зашёл Добрыня сзади Ильи, взял его за плечи могучие и говорит:
— Братец мой, уйми ты своё сердце горячее; послал меня к тебе ласковый князь Владимир; сам знаешь, посла не казнят. Просит тебя Владимир не гневаться, вернуться на почётный пир.
Отвечает Илья:
— Хорошо ты сделал, Добрыня, что зашёл сзади меня, а то бы и тебе несдобровать. Я вернусь на пир, только пусть Владимир пригласит и мою младшую братию, всех нищих-убогих; пусть велит открыть по всему Киеву погреба на три дня, чтобы всякий, кто хочет, приходил пить зелена вина беспошлинно и славил бы старого казака Илью Муромца.
Велел Владимир открыть погреба и лавки, поить, кормить народ целых три дня. Вернулся тогда Илья в палаты княжеские. Сам князь Владимир Солнышко встал ему навстречу, взял его за белые руки, поцеловал в уста, стал усаживать на лучшее место. Не сел Илья на большое место: остался сидеть посреди нищей братии; и пошёл тут пир на весь мир; сидят они, веселятся, ласковые речи поговаривают, гусляры поют им песни звонкие про славную старинушку.
Борьба Ильи Муромца с Калином-Царем
Подступил к Киеву неверный Калин, татарский царь, привёл с собой сына своего Таракашку Корабликова да зятя Ульюшева, сорок царей-царевичей, сорок королей-королевичей; с каждым — дружины несметное множество; на сто вёрст вокруг Киева орды татарские раскинулись…
Ходит по своему стану царь Калин Калинович, говорит дружине такие речи:
— Кто из вас умеет говорить по-русски, переводить по-татарски? Пусть тот снесёт моё письмо князю Владимиру, чтобы сдал он Киев-город без бою, без напрасного кровопролития.
Нашёлся татарин, который умел говорить по-русски, вызвался передать письмо Калина князю Владимиру.
Приезжает татарин в Киев на княжий двор; коня своего оставляет посреди двора непривязанным, входит в гридню, святым крестом себя не осеняет, поклонов не отдает по обычаю, бросает письмо Калина на белодубовый
стол. В письме написано: «Сдавай, князь, Киев нам, татарам, без бою, без кровопролития да больше хлеба напеки, пива лучшего навари, ожидай нас в гости; я приду к тебе в Киев, жену твою Евпраксию замуж за себя возьму. Добром мне не покоришься — заставлю тебя покориться силою!»
Прочёл князь письмо, закручинился, расплакался и стал про себя думу думать, как тут быть ему: «Неладных я дел наделал: поссорился со всеми богатырями могучими; никого из них не осталось в Киеве. Будь тут хотя бы один старый казак Илья Муромец, заступился бы он за народ православный, потрудился бы ради Господа Бога. А я разгневался на него в недобрый час, приказал посадить в подвалы глубокие, заморил голодной смертью! Ох, горе, горе!»
Приходит тут в гридню дочь князя Владимира; была она девица добрая да разумная; как приказал князь засадить Илью в глубокие погреба, каждый день ходила княжна к богатырю со своими девушками, хлеб-соль старому казаку приносила.
Говорит княжна:
— Свет родимый батюшка, пошли слуг в погреба глубокие — может быть, жив ещё Илья Муромец.
Покачал князь Владимир головой, однако пошёл сам в темницу к Илье Муромцу; отбили у дверей железные замки, видит князь: сидит старый богатырь жив-невредим, читает Святое Евангелие.
Обрадовался князь, до земли поклон отдал Илье Муромцу.
— Славный богатырь, Илья Иванович! Съезди к Калину-царю, сразись с ним ради матушки родной земли, постой за христиан православных, за святые Божии церкви.
Илья зла не помнил — поехал сейчас же с князем Владимиром к Калину-царю; захватили они с собой дары богатые, стали просить Калина, чтобы дал им сроку три года к смертному бою приготовиться.
Говорит Калин:
— Нет вам срока ни на три года, ни на три месяца; дам вам сроку на три дня; приготовляйтесь к верной смерти.
Уехал Илья Муромец из орды, дал совет князю Владимиру: заложить накрепко двери городовые в Киеве, вырыть вокруг города рвы глубокие, насыпать холмы высокие, а сам богатырь отправился в дальнее чистое поле.
Ехал Илья Иванович долго ли, коротко ли, приехал к шатру белополотняному; у шатра стоят тринадцать коней богатырских, в шатре сидят за обедом тринадцать богатырей могучих. Вышел Илье навстречу крёстный отец его — богатырь Самсон Самсонович.
— Садись с нами, крестник, за стол хлеба-соли отведать богатырских.
Сел Илья за стол, стал рассказывать богатырям, какая беда стряслась
над Киевом, просит Самсона прийти Владимиру на помощь.
Отвечает славный Самсон Самсонович:
— Не могу я ни сам поехать, ни богатырей своих отпустить с тобой. Дал я зарок не служить князю Владимиру за то, что он не почитает богатырей могучих, слушает злые наветы бояр продажных.
Упросил Илья Муромец Самсона Самсоновича поехать под Киев не ради князя Владимира, ради Руси-матушки, ради церквей Божиих, на помощь христианам православным и зарок его на себя взял.
Приехали богатыри под Киев уже под вечер, раскинули шатры, прилегли отдохнуть перед боем; одному Илье не спится, не дремлется. И пробрался Илья на бурушке в полки татарские; начал среди татар поезживать, боевой палицей помахивать. Махнёт правой рукой — повалятся татары целой улицей, отмахнётся — ложатся татары площадью.
Говорит Илье бурушка человечьим голосом:
— Слушай меня, старый казак Илья Муромец: выкопал неверный Калин под стенами Киева три глубоких подкопа. Из первого да из второго вынесу я тебя на себе, а в третьем оба мы свои головы сложим.
Разгневался Илья:
— Ах ты, мешок травяной, не видал татарских подкопов! Неужели из этих ямок не в силах меня вынести?
Ударил Илья бурушку по крутым бёдрам; взвился стрелой добрый конь, вынес Илью из первого и из второго подкопа, в третьем оба на дне остались.
Прибежали тут татары, схватили доброго молодца, заковали в железные цепи, привели к Калину-царю.
Говорит Калин Илье:
— Останься у меня на службе, славный богатырь; дам тебе за столом место рядом с собою, подарю табун коней резвых, серебра, золота возьмёшь, сколько захочешь.
Говорит Илья:
— Если б были у меня руки свободны, послужил бы я тебе — отсёк бы твою буйную голову.
Отдал тогда Калин приказ вывести Илью в поле и побить калёными стрелами. Идёт Илья мимо церкви, Господу Богу взмолился:
— Господи! Не выдай меня неверным татарам.
Услышал Бог молитву Ильи Муромца, послал к нему двух ангелов, оборвали они с рук Ильи шёлковые верёвки, с ног сняли железные цепи; ухватил Ильюша одного татарина за ноги, стал им направо-налево помахивать — ложатся татары сотнями. Тут к Илье подскочил верный бурушка; сел на него Илья, поехал на горы высокие, натянул тугой лук, пустил калёную стрелу, сам приговаривает:
— Ты лети, моя стрела, выше леса дремучего, попади прямо в белый шатёр богатырский, пробей крышу, устремись в грудь Самсону-богатырю, затронь его сердце жаркое, богатырское в груди его белой; что же он спит до сих пор, над собой беды не слышит?
Ударила стрела Ильи в Самсона, вскочил славный богатырь на резвые ноги:
— Вставайте, братцы названые; стрела мне в грудь попала — это крестник мой, Илья Муромец, зовёт на помощь.
Сели тут богатыри на своих добрых коней богатырских, земля сырая под ними поколебалась; летят они во весь опор на татарские полчища, в три часа перебили всю силу татарскую.
Ужаснулись татарские жёны:
— Накажем и детям, и внукам своим ездить под Киев-город, с русскими богатырями мериться силушкой!
Вышел к могучим богатырям сам князь Владимир Солнышко с прекрасной княгиней Евпраксией, приказал слугам расстилать богатырям под ноги драгоценные сукна, одарил их богатыми подарками, позвал на почётный пир. Долго пировали они: пели, плясали, угощались разными яствами. На этом пиру богатыри с князем и примирились, стали опять служить ему верой-правдою.
Три поездки Ильи Муромца
Едет старый казак Илья Муромец по чистому полю, глубокую думушку думает: «Приходит старость древняя, надвигается старость тучей чёрною, налетает чёрным вороном, а молодость буйная, привольная улетела далеко ясным соколом. И то сказать, довольно пожил я на белом свете, прожил триста годков без малого».
Подъезжает тут старый богатырь к белому камню Латырю: расходятся от камня в разные стороны три дороги. На камне написаны такие слова: «Кто поедет по средней дорожке — тому быть убитому; кто поедет направо — тому быть женатому; налево ехать — быть богатому».
Думает Илья: «На что мне, старому, богатство? И жениться на старости лет нет у меня никакой охоты; поеду по той дорожке, где быть мне убитому».
Ехал добрый молодец три часа, проехал триста вёрст и нагоняет толпу разбойников.
Увидали его разбойники, говорят между собою:
— Убьём старого богатыря, конь у него хороший, пригодится нам.
Стали они бить старого казака; стоит Илья, не шелохнётся.
— Нечего вам взять у меня, — говорит Илья разбойникам, — одежда у меня небогатая. Правда, кафтан мой стоит пятьсот рублей, да есть у меня крест на груди ценой в три тысячи, а коню-бурушке и цены нет!
Смеются разбойники:
— Сам про свои богатства старый болтает, чтобы знали мы, чем поживиться.
Как схватит тут Илья шапку с головы — начал шапкой помахивать направо-налево; падают разбойники замертво, валятся целыми толпами. Перебил Илья разбойников, вернулся назад к камню и написал на нём: «Неправду говорит надпись: ездил по средней дорожке — убит не был».
«Дай, — думает Илья, — поеду по той дорожке, где быть мне женатому» .
Повернул Илья направо; опять едет три часа, проехал триста вёрст. Увидел перед собою несказанное чудо: стоит богатый город, весь палатами
боярскими да княжескими застроен; во дворце царском смотрит из окна на дорогу прекрасная королевна.
Увидела она Илью, вышла старому казаку навстречу, ласковое слово ему промолвила, взяла его за руки белые, ввела в царскую гридню, просит хлеба-соли у ней откушать, а слугам приказала Ильёву бурушке засыпать пшеницы белояровой.
Попировал Илья, отведал зелена вина, яств сахарных, кланяется прекрасной королевне, благодарит за хлеб, за соль.
Говорит ему королевна:
— Наверно, устал ты с дороги, славный богатырь, не хочешь ли пойти прилечь, отдохнуть от длинного пути?
Привела королевна Илью в богатый покой, указала ему для отдыха кровать пуховую.
Посмотрел Илья Муромец недоверчиво на высокую кровать и не захотел лечь отдыхать, а взял королевну за руки и опустил её что было силы на кровать пуховую; перевернулась под царевной кровать, провалилась красавица в глубокий погреб.
Говорит Илья служанкам королевны:
— Подайте мне золотой ключ — я хочу отворить погреба глубокие.
Не дают ему ключа. Пошёл Илья к дверям темницы, разбросал руками доски, которыми были заложены двери, ногой как толкнёт двери железные — обе половины с петель упали.
Вывел Илья на свет божий из погреба сорок царей-царевичей, сорок королей-королевичей.
— Вернитесь по своим царствам, — говорит им Илья, — молите Бога за старого богатыря Илью Муромца. Кабы не освободил я вас, сложили бы вы тут свои буйные головы.
А душечку красную девицу разрубил Илья на части за её злодейские дела, раскидал по полю куски её тела белого, серые волки их порастерзали, чёрные вороны порасклевали.
Вернулся Илья к камню, написал на нем: «По другой дорожке ездил — женат не бывал!»
Поехал Илья на третью дорожку, где ему богатому быть. Едет Илья три часа, проехал триста вёрст, видит: перед ним стоит чудный крест, всеми цветами отливает.
Покачал старый головой: «Этот крест не зря здесь поставлен, стоит он над погребом глубоким; много в погребе золота, серебра хранится, дорогого скатного жемчуга». Снял Илья крест чудный с глубокого погреба, вынул зарытые богатства несметные, настроил на них прекрасных церквей Божиих с чистым звоном колокольным по всему стольному Киеву. Прилетела тут за Ильёй сила небесная; сняли его святые ангелы с верного бурушки и унесли в киевские пещеры святые. В них и до сих пор покоятся богатырские мощи нетленные, а православный народ во всех концах матушки Руси вспоминает великие дела Ильи, старому казаку славу поёт, честь воздаёт.

В стародавние времена Русь содрогалась под вражескими ударами: разгромные набеги степных кочевников держали в страхе весь русский народ. Но на защиту Киевской Руси поднялись смелые витязи такой недюжинной силы, что врагам не суждено было выстоять.
Вряд ли найдётся человек, который никогда не слышал о великих подвигах Ильи Муромца. В этой книге собраны былины о жизни богатыря, который прославился не только силой и бесстрашием, но и удивительной мудростью.