Книга: «Цветик-семицветик» Катаев В.П.

В. П. Катаев
ДУДОЧКА И КУВШИНЧИК
Поспела в лесу земляника. Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику дали блюдечко. Пришли они в лес и стали собирать ягоды: кто раньше наберет. Выбрала мама Жене полянку получше и говорит:
— Вот тебе, дочка, отличное местечко. Здесь очень много земляники. Ходи собирай.
Женя вытерла кувшинчик лопухом и стала ходить.
Ходила-ходила, смотрела-смотрела, ничего не нашла и вернулась с пустым кувшинчиком.
Видит — у всех земляника. У папы четверть кружки. У мамы полчашки. А у маленького Павлика на блюдце две ягоды.
— Мама, почему у всех у вас есть, а у меня ничего нет? Ты мне, наверное, выбрала самую плохую полянку.
— А ты хорошо искала?
— Хорошо. Там ни одной ягоды, одни только листья.
— А под листики ты заглядывала?
— Не заглядывала.
— Вот видишь! Надо заглядывать.
— А почему Павлик не заглядывает?
— Павлик маленький. Он сам ростом с землянику. Ему и заглядывать не надо, а ты уже девочка довольно высокая.
А папа говорит:
— Ягодки — они хитрые. Они всегда от людей прячутся. Их нужно уметь доставать. Гляди, как я делаю.
Тут папа присел на корточки, нагнулся к самой земле, заглянул под листики и стал искать ягодку за ягодкой, приговаривая:
— Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю, а четвертая мерещится.
— Хорошо, — сказала Женя. — Спасибо, папочка. Буду так делать.
Пошла Женя на свою полянку, присела на корточки, нагнулась к самой земле и заглянула под листики. А под листиками ягод видимо-невидимо. Глаза разбегаются. Стала Женя рвать ягоды и в кувшинчик бросать. Рвет и приговаривает:
— Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю, а четвертая мерещится.
Однако скоро Жене надоело сидеть на корточках.
«Хватит с меня, — думает. — Я уж и так, наверное, много набрала».
Встала Женя на ноги и заглянула в кувшинчик. А там всего четыре ягоды.
Совсем мало! Опять надо на корточки садиться. Ничего не поделаешь.
Села Женя на корточки, стала рвать ягоды, приговаривать:
— Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю, а четвертая мерещится.
Заглянула Женя в кувшинчик, а там всего-навсего восемь ягодок — даже дно еще не закрыто.
«Ну, — думает, — так собирать мне совсем не нравится. Все время нагибайся да нагибайся. Пока наберешь полный кувшинчик, чего доброго и устать можно. Лучше я пойду поищу себе другую полянку».
Пошла Женя по лесу искать такую полянку, где земляника не прячется под листиками, а сама на глаза лезет и в кувшинчик просится.
Ходила-ходила, полянки такой не нашла, устала и села на пенек отдыхать.
Сидит, от нечего делать ягоды из кувшинчика вынимает и в рот кладет. Съела все восемь ягод, заглянула в пустой кувшинчик и думает: «Что же теперь делать? Хоть бы мне кто-нибудь помог!»
Только она это подумала, как мох зашевелился, мурава раздвинулась и из-под пенька вылез небольшой крепкий старичок: пальто белое, борода сизая, шляпа бархатная и поперек шляпы сухая травинка.
— Здравствуй, девочка, — говорит.
— Здравствуй, дяденька.
— Я не дяденька, а дедушка. Аль не узнала? Я старик боровик, коренной лесовик, главный начальник над всеми грибами и ягодами. О чем вздыхаешь? Кто тебя обидел?
— Обидели меня, дедушка, ягоды.
— Не знаю. Они у меня смирные. Как же они тебя обидели?
— Не хотят на глаза показываться, под листики прячутся. Сверху ничего не видно. Нагибайся да нагибайся. Пока наберешь полный кувшинчик, чего доброго, и устать можно.
Погладил старик боровик, коренной лесовик свою сизую бороду, усмехнулся в усы и говорит:
— Сущие пустяки! У меня для этого есть специальная дудочка. Как только она заиграет, так сейчас же все ягоды из-под листиков и покажутся.
Вынул старик боровик, коренной лесовик из кармана дудочку и говорит:
— Играй, дудочка.
Дудочка сама собой заиграла, и, как только она заиграла, отовсюду из-под листиков выглянули ягоды.
— Перестань, дудочка.
Дудочка перестала, и ягодки спрятались.
Обрадовалась Женя:
— Дедушка, дедушка, подари мне эту дудочку!
— Подарить не могу. А давай меняться: я тебе дам дудочку, а ты мне кувшинчик — он мне очень понравился.
— Хорошо. С большим удовольствием.
Отдала Женя старику боровику, коренному лесовику кувшинчик, взяла у него дудочку и поскорей побежала на свою полянку. Прибежала, стала посередине, говорит:
— Играй, дудочка.
Дудочка заиграла, и в тот же миг все листики на поляне зашевелились, стали поворачиваться, как будто на них подул ветер.
Сначала из-под листиков выглянули самые молодые любопытные ягодки, еще совсем зеленые. За ними высунули головки ягоды постарше — одна щечка розовая, другая белая. Потом выглянули ягоды вполне зрелые — крупные и красные. И наконец, с самого низу показались ягоды-старики, почти черные, мокрые, душистые, покрытые желтыми семечками.
И скоро вся полянка вокруг Жени оказалась усыпанной ягодами, которые ярко сквозили на солнце и тянулись к дудочке.
— Играй, дудочка, играй! — закричала Женя. — Играй быстрей!
Дудочка заиграла быстрей, и ягод высыпало еще больше — так много, что под ними совсем не стало видно листиков.
Но Женя не унималась:
— Играй, дудочка, играй! Играй еще быстрей.
Дудочка заиграла еще быстрей, и весь лес наполнился таким приятным проворным звоном, точно это был не лес, а музыкальный ящик.
Пчелы перестали сталкивать бабочку с цветка; бабочка захлопнула крылья, как книгу; птенцы малиновки выглянули из своего легкого гнезда, которое качалось на ветках бузины, и в восхищении разинули желтые рты.
Грибы поднимались на цыпочки, чтобы не пропустить ни одного звука, и даже старая лупоглазая стрекоза, известная своим сварливым характером, остановилась в воздухе, до глубины души восхищенная чудной музыкой.
«Вот теперь-то я начну собирать!» — подумала Женя и уже было протянула руку к самой большой и самой красивой ягоде, как вдруг вспомнила, что обменяла кувшинчик на дудочку и ей теперь некуда класть землянику.
— У, глупая дудка! — сердито закричала девочка. -Мне ягоды некуда класть, а ты разыгралась. Замолчи сейчас же!
Побежала Женя назад к старику боровику, коренному лесовику и говорит:
— Дедушка, а дедушка, отдай назад мой кувшинчик! Мне ягоды некуда собирать.
— Хорошо, — отвечает старик боровик, коренной лесовик, — я тебе отдам твой кувшинчик, только ты отдай назад мою дудочку.
Отдала Женя старику боровику, коренному лесовику его дудочку, взяла свй кувшинчик и поскорее побежала обратно на полянку.
Прибежала, а там уже ни одной ягодки не видно — одни только листики.
Вот несчастье! Кувшинчик есть — дудочки не хватает. Как тут быть?
Подумала Женя, подумала и решила опять идти к старику боровику, коренному лесовику за дудочкой.
Приходит и говорит:
— Дедушка, а дедушка, дай мне опять дудочку!
— Хорошо. Только ты дай мне опять кувшинчик.
— Не дам. Мне самой кувшинчик нужен, чтобы ягоды в него класть.
— Ну, так я тебе не дам дудочку.
Женя взмолилась:
— Дедушка, а дедушка, как же я буду собирать ягоды в свой кувшинчик, когда они без твоей дудочки все под листиками сидят и на глаза не показываются? Мне непременно нужно и кувшинчик, и дудочку.
— Ишь ты какая хитрая девочка! Подавай ей и дудочку, и кувшинчик! Обойдешься и без дудочки, одним кувшинчиком!
— Не обойдусь, дедушка.
— А как же другие-то люди обходятся?
— Другие люди к самой земле пригибаются, под листики сбоку заглядывают да и берут ягоду за ягодой. Одну ягоду берут, на другую смотрят, третью замечают, а четвертая мерещится. Так собирать мне совсем не нравится. Нагибайся да нагибайся. Пока наберешь полный кувшинчик, чего доброго, и устать можно.
— Ах, вот как! — сказал старик боровик, коренной лесовик и до того рассердился, что борода у него вместо сизой стала черная-пречерная. — Ах, вот как! Да ты, оказывается, просто лентяйка! Забирай свой кувшинчик и уходи отсюда! Не будет тебе никакой дудочки!
С этими словами старик боровик, коренной лесовик топнул ногой и провалился под пенек.
Женя посмотрела на свой пустой кувшинчик, вспомнила, что ее дожидаются папа, мама и маленький Павлик, поскорей побежала на свою полянку, присела на корточки, заглянула под листики и стала проворно брать ягоду за ягодой. Одну берет, на другую смотрит, третью замечает, а четвертая мерещится…
Скоро Женя набрала полный кувшинчик и вернулась к папе, маме и маленькому Павлику.
— Вот умница, сказал Жене папа, — полный кувшинчик принесла! Небось устала?
— Ничего, папочка. Мне кувшинчик помогал.
И пошли все домой — папа с полной кружкой, мама с полной чашкой, Женя с полным кувшинчиком, а маленький Павлик с полным блюдечком.
А про дудочку Женя никому ничего не сказала.
Г. В. Лебедева
КАК МАША ПОССОРИЛАСЬ С ПОДУШКОЙ
Уложила мама свою дочку Машу спать. Погасила свет и ушла к соседке.
Лежала Маша, лежала — никак сон не приходит. То ей жарко, то жестко, то подушка высоко, то подушка низко. Рассердилась Маша — и ну кулаком подушку месить:
— У, противная, жирная, душная!
А потом давай ногами дрыгать. Одеяло на пол сбросила и говорит:
— И ты убирайся, тяжелое, кусачее!
Простыню стянула:
— Без тебя лучше, а то все на пол съезжаешь.
Слезла Маша с кровати, ногой топнула.
— Надоела мне эта кровать! Спи да спи! Скучно!
Сунула она ноги в тапки и, как была, в длинной ночной рубашке, потихоньку вышла из комнаты. Смотрит, дверь на крючок не заперта — сквозь узенькую щелку лунный лучик на пол ложится. Постояла Маша, послушала… Тихо. Только в саду соловей поет, а ему отзывается с пруда лягушка. Маша поежилась и осторожно спустилась по ступенькам в сад.
— Ах как весело не спать! Ах как весело не спать! -запрыгала она на одной ножке.
Побежала Маша по дорожке, а из будки на нее собачка Тявка:
— Р-р-гав! Кто идет?
— Это я, Маша.
— Что ж ты не спишь? Поздно ведь.
— Да у меня кровать .плохая, неудобная… Я на нее обиделась. Вот и спать не иду.
— Ну и правильно, — говорит Тявка. — Лучше всего спать в конуре. Ляжешь на подстилочку, свернешься
колечком, морду под хвост, — и такие тебе сны снятся! Ну-ка полезай! Пока я дом стерегу, ты поспи.
— Ой, как интересно! — обрадовалась Маша.
Опустилась на коленки и влезла в конуру. Попробовала свернуться колечком, как Тявка делает, — не получается.
Жестко, тесно. Поворочалась Маша, поворочалась -неудобно колечком лежать. Тявка морду в будку сунула, а у нее в зубах старая кость.
— На вот тебе косточку, — говорит, — с ней слаще спится.
— Спасибо, Тявка, — сказала Маша и выползла из конуры. — Хороший у тебя домик, но только спать мне в нем не хочется.
-Экаяты привередливая! — обиделасьТявка. — Никак тебе не угодишь.
Влезла она в конуру, а Маша побежала в курятник — посмотреть, снесла курочка Ряба ей пестренькое яичко или нет. Пробралась она через мокрые мальвы к сараю. Отодвинула щеколду и открыла дверь. Глядит, сидят куры на жердочке, нахохлились — спят. Только петушок не спит. Чуть Маша в щель голову просунула, как Петька встряхнулся, головой завертел:
— Кто-кто-кто? — спрашивает.
— Тише, тише, Петька, это я, Маша.
— Тебе чего? — строго говорит Петька.
— А я, Петь, пришла узнать, снесла курочка Ряба мне пестрое яичко или еще нет?
— Ишыы какая ско-ко-корая! — рассердился Петух. -Каждый день только белые яички несутся. А пестренькие редко получаются. Иди-ка ты лучше спать.
— Да я не могу.
— Почему?
— Я на свою кровать обиделась. Неудобная она. Никак не уснешь на ней.
— Да-а, то ли дело на жердочке!-согласился Петух. -Потеснее друг к дружке прижмешься, перья распус-
тишь, глаза закроешь — и спишь себе до утра. Хорошо! Полезай к нам!
Кое-как влезла Маша на жердочку, ножки поджала, голову в плечи втянула — сидит. С одного бока ее курочка греет, с другого — петушок. И вправду хорошо — тепло. Задремала Маша да с жердочки и свалилась. Хорошо, что на полу в курятнике была солома постелена, не очень Маша ушиблась.
— Эх ты, — засмеялись куры, — крепче держаться надо!
Выскочила Маша из курятника — да бегом. Села она на крыльце. На луну смотрит, а спать не идет. Вдруг мимо нее какая-то птица пролетела, а потом — хлоп! -и ей на колени села. Смотрит Маша, а это какая-то чудная птица, на мышку похожа, только у нее нет хвоста, а зато есть мягкие черные крылья.
— Здравствуйте, — говорит Маша. — А вы кто?
— Я Летучая Мышь. Я днем сплю у вас на чердаке, а ночью летаю. А почему ты не спишь?
— У меня кровать неудобная. Лежишь, лежишь — никак не можешь уснуть.
— Да, я тебе очень сочувствую, — вздохнула Мышь. -Лежа спать плохо, да еще на кровати. Хочешь, я тебе помогу?
— Хочу! — обрадовалась Маша.
— Тогда следуй за мной на чердак.
Мышь плавно взмахнула крыльями и полетела в слуховое окно. А Маша полезла на чердак по шершавой деревянной лестнице.
На чердаке в темном углу качалась паутина, из окна тянуло холодом.
— Вот моя спальня, — сказала Летучая Мышь и подняла мордочку вверх. — Признаюсь, я ужасная соня, так люблю поспать!
— А где же ваша кроватка? — спросила Маша.
— В том-то и дело, — засмеялась Летучая Мышь, — что я обхожусь без всякой кроватки. Ах какие чудесные сны
снятся мне! Стоит только взобраться под самый потолок, уцепиться лапками вон за тот гвоздик и повиснуть там вниз головой. Все снится вверх ногами. Ну что же ты стоишь? Полезай ко мне наверх, я уступаю тебе свой любимый гвоздик!
Маша вспомнила, как она свалилась в курятнике с жердочки, и потерла ушибленную коленку.
«Как я буду там спать? — подумала она. — Вниз головой? Я же свалюсь! И как-то здесь неуютно…»
В слуховое окно в последний раз заглянула луна и спряталась за тучу. Стало совсем темно.
Маша поежилась.
— Ну, где же ты? — позвала ее Летучая Мышь сонным голосом. — Я уже засыпаю!
Маша ничего не ответила и стала потихоньку спускаться по шаткой лестнице вниз. Через щель в заборе она вылезла из сада и спустилась к пруду. Лягушки от
страха квакать перестали и — бултых, бултых! — в воду. Старая Цапля от испуга взмахнула крыльями.
— Кого это там принесло? — проворчала Цапля и покрутила длинным носом, но потом увидела девочку и успокоилась. — Чего бродишь, лягушек моих пугаешь?
— Мне спать не хочется.
— Хе-хе-хе! — простуженно закашлялась Цапля. — Я-то думала, что мне одной, старухе, не спится — ревматизм от сырости. А у тебя какая печаль?
— Да никакая, — замялась Маша, — просто скучно каждый вечер спать ложиться.
— Верно, скучно, по себе знаю… Так ты это… полезай-ка сюда ко мне в камыши, будем дружить. Я тебя малосольным лягушонком угощу, а потом рядышком в тине на одной ноге стоять будем. Я тебя крылышком прикрою.
А у Маши подол рубашки в росе намок, ноги озябли.
— Я лягушек боюсь, — захныкала она, — и вода мокрая!.. Не буду спать в твоем доме!
— У, ты, рева! — рассердилась Цапля. — Уходи-ка ты, и поскорей! Мне сырости и без тебя хватает.
Отвернулась Маша.
«До чего же мокро и холодно спать в лягушачьем пруду, — думает она. — Сейчас бы в постельку, под теп-
лое одеяло… И никакое оно не кусачее, а очень даже хорошее. И подушка мягкая».
Идет Маша домой.
Пробралась на цыпочках в свою спальню. Подняла с пола одеяло и простынку, потом положила на место подушку и залезла в свою мягкую постельку.
Зевнула и сказала:
— А все-таки ни у кого на свете нет постельки лучше, чем у меня!
Г. В. Лебедева
ОДУВАНЧИК
Рос в парке одуванчик. Старенький, седой совсем. Дунул ветер, и полетели дети одуванчика на пушистых парашютиках кто куда, в разные стороны. Кто тут же рядом упал, кто подальше отлетел, а один парашю-тик выше всех поднялся. Так высоко, что едва разглядел облысевшую головку своего папы — старого одуванчика.
— Эх! Прощай, родимая полянка! Вот как повезло -выше всех взлетел.
Носило его, носило в облаках, да и швырнуло под ноги прохожим. Грустный это был город: дома, фонари, длинные пыльные улицы, ни травинки, ни деревца, ни цветка…
Целый день лежал белый парашютист под горячим солнцем на тротуаре. Наступали на него ногами, чуть не втянула его носом собака, чуть не склевал его воробей. Страху-то натерпелся! Парашютик давно смялся и отвалился. Осталось только маленькое, едва заметное семечко.
А наутро вышел из подъезда усатый дворник с большой метлой. Засучил он рукава и давай двор мести. Заходила метла. Как маятник из стороны в сторону: чисто метет, ни соринки, ни пылинки не оставляет.
Раз! — и семечко одуванчика очутилось в чуть заметной трещине в асфальте. Притаилось оно там. Лежит, не дышит. «Где это я? — думает. — Как здесь жестко, неуютно. Но что же делать — хорошо, что хоть не топчут тебя ногами. Можно и подремать, а там видно будет».
Так и пролежало маленькое семечко всю зиму в своем убежище. Завалило его снегом. А под снегом так сладко спится. Спроси у любой травинки — она подтвердит.
А проснулось семечко только в апреле, когда согре-ласьземля и зазвенели ручьи. «Кажется, я еще живу!» -обрадовалось оно. Потянуться после сна — первое дело! Но что это хрустнуло? Ничего страшного — все в порядке: из семечка одуванчика вылез росточек.
Рано утром вышел с метлой усатый дворник и, как всегда, стал подметать двор. Свое дело он знал отлично, потому что каждый день читал «Советы для дворников». Там было написано, что асфальт должен
блестеть. Как зеркало, чтоб ни пылинки, ни соринки. Соринки должны лежать в урне, а травинки расти на клумбе. И вдруг — на тебе! Такая неприятность. Народ здесь ходит, машины ездят, а он взял и вырос у всех под ногами.
Ну ладно бы где-нибудь скромно, в уголке, за сараем расцвел, ан нет, на виду у всех торчит. Теперь начальник ЖЭКа заругается, скажет: «Двор одуванчиками зарастает! Дворник ничего не делает! Гнать его надо. И выгонит…» Рассердился усатый. Взял метлу и только хотел сшибить золотую головку, смять зеленые листики, как выбежала из подъезда его внучка.
— Цветочек вырос! Какой хорошенький! Не трогай его, деда. Пусть растет!
Взяла она палочку и воткнула в землю возле одуванчика. Крякнул усатый дворник, но спорить с любимой
внучкой не стал. Пошел он домой, сел у окна чай пить да в окно поглядывать.
— Все одно, — рассуждает он, прихлебывая чай из блюдечка, — затопчут. Народу вон сколько через двор ходит, и до вечера не доживет глупый цветок. И поделом — не высовывайся!
Вот идет через двор старушка с палочкой. Устала, видно. Еле-еле переступает. А тут перед ней на дороге одуванчик. Стоит, желтой головкой качает, будто кланяется.
А одуванчик и правда кланялся. Только дворник не понял, что он говорил, а старушка сразу догадалась -добрая она была.
— Здравствуй, здравствуй! — улыбнулась старушка. — Ишь где тебе угораздило вырасти! Как бы тебя не затоптали.
Вынула она из кармана веревочку и привязала одуванчик к палочке, к той самой, что внучка дворника в землю воткнула, и пошла дальше. Одуванчик ей долго вслед головкой кивал.
Только старушка за углом скрылась, а во двор уже грузовик въезжает. Шофер сидит веселый, баранку крутит, кепку на нос сдвинул, локоть из кабинки све-
сил. Вдруг видит — одуванчик у него на дороге растет. Желтый, пушистый, такой веселый. На цыпленка похож. Первый одуванчик! Улыбнулся шофер — добрый он был человек. Взял да и объехал цветок.
Дворник нахмурил страшные брови, окно закрыл и шторкой задернул. А тут во двор прибежали ребята. Полили одуванчик из кружки, а потом натаскали со всей улицы камешков и уложили их вокруг цветка. Получилась посреди двора клумба. Маленькая, игрушечная, но усатый дворник уже не сердился. Ведь одуванчик теперь рос на клумбе. Как и полагалось цветам по инструкции для дворников.
А люди увидели из окон маленькую клумбочку, вынесли лопату, грабли, лейку и сделали из маленькой клумбы большую.
— Какой я счастливый! — шелестел листиками одуванчик, раскрывая все новые и новые бутоны. И даже усатый дворник теперь каждое утро поливал его из шланга. Потому что в учебнике для дворников было написано:«Клумбы поливать утром и вечером!»
И одуванчики цвели. Становились белыми пушистыми шариками, и ветер любил залетать во двор и поднимать белую пушистую метель. Парашютики перелетали через крыши, заборы и разносились по всему городу.
Весной в каждой канаве, под каждым забором, на всех улицах и во всех дворах каменного хмурого города желтыми огоньками вспыхнули одуванчики. Дети бегали в венках из одуванчиков, плели длинные гирлянды и развешивали их на заборах и балконах. И серый скучный город стал золотым и веселым.
А усатый дворник теперь осторожней махал своей метлой. Весь двор его стал сплошной одуванчико-вой поляной. И для метлы осталась узкая дорожка от крыльца до ворот.
Г. А. Каменная
ПРИКЛЮЧЕНИЯ СТАРОЙ КУКЛЫ
Однажды, когда ремонтировали дом, Наташина мама прибирала на чердаке и там, среди поломанной ненужной мебели нашла старую куклу. Она вытерла ее тряпкой и принесла дочке:
— Смотри, Наташа, эту куклу когда-то подарил мне твой дедушка.
— Мамочка! — воскликнула Наташа. — Наверное, ей очень страшно было одной на темном чердаке?
Подари мне ее. Я сошью ей новое платьице и буду с ней играть.
Кукла поселилась в самой светлой комнате и стала постоянной участницей веселых игр девочки. Своей новой подружке Наташа сшила простое ситцевое, но очень нарядное платье, причесала и подклеила каштановые косички. Даже облупленный нос не помешал кукле стать Наташиной любимицей. И хотя теперь у нее на ногах были маленькие клеенчатые туфельки,
назвали куклу Босоножкой. Такой ее девочка увидела в первый раз.
Босоножку Наташа брала с собой повсюду: в сад, на речку, во двор. За столом она обязательно усаживала ее рядом.
От забот маленькой хлопотливой хозяйки кукла уставала. Тогда она начинала хитрить: бессильно опускала свои тряпичные руки, склоняла голову на плечо и, когда Наташа пыталась ее усадить, все время падала.
— Бедная моя, — спохватывалась Наташа, — тебе, наверное, пора спать.
Она укладывала Босоножку в деревянную кроватку, укрывала одеялом, пела колыбельную.
Босоножке нравилась новая жизнь.
Правда, иногда ее покой нарушал бесцеремонный Шарик. Он открывал лапой дверь, пробирался в угол к игрушкам и из всех выбирал только Босоножку. Втайне она была польщена вниманием Шарика, но вслух этого не высказывала. Для видимости она пищала:
— Ой-ой! Возьми хоть раз, пожалуйста, не меня, а Желтого Медвежонка.
Шарик не обращал на это внимания и стремительно выскакивал с ней на крыльцо. Перед глазами Босоножки мелькали кудахтающие куры, кусты смородины, зеленый забор палисадника. Веселый, довольный пес показывал приятельнице все свои владения. Он носился по двору до тех пор, пока его кто-нибудь не замечал. Тогда Шарик оставлял куклу на крыльце, а сам прятался в будку. Люди не понимали того, что
Босоножке самой нравились такие путешествия.
Беспечная жизнь Босоножки продолжалась недолго и кончилась, когда Наташе в день рождения принесли большую картонную коробку.
— Интересно, что в ней? — спросил Фланелевый Кролик и поднял от любопытства свое длинное ухо.
— Не знаю, — крякнул Резиновый Утенок. — Я думаю, что это зимняя шубка нашей хозяйке.
— Нет, нет, — проворчал Желтый Медвежонок и покачал головой. — В такой же самой коробке год назад принесли меня. Может быть, здесь мой северный белый братец?
Высказали свое мнение о загадочной коробке и Двугорбый Верблюд, и Лягушка, и Лиса Патрикеевна. А Быстрый Конь приподнялся у стола на задние колесики, наморщил нос и сердито фыркнул.
«Что же в ней может быть?» — подумала Босоножка. Она почему-то встревожилась, ее мучила неизвестность.
Наконец именинница подошла к столу, развязала тесемку и приподняла крышку.
— Какая красавица! Спасибо, папочка! — закричала Наташа и осторожно взяла в руки подарок.
Игрушки замерли в восхищении: Наташа держала большую новую куклу. Кукла была одета в сияющее розовое платье из нейлона, с пышными складками, легкое и прозрачное.
— А туфли на ней какие, посмотрите! — захлебывалась от восторга Лиса Патрикеевна. — Они коричневые, лакированные и с пряжками.
— А шляпка с лентами! — квакала Лягушка. — Совсем как цветок водяной лилии.
— Среди нас никогда не было такой прекрасной игрушки, — торжественно произнес Желтый Медвежонок.
Он стал торопливо приглаживать на своих боках плюш, протер бусинки глаз, чтобы они ярче блестели, и повернулся так, чтобы его круглый животик не слишком бросался в глаза незнакомке.
И только Босоножка ничего не сказала. Она не промолвила ни слова даже тогда, когда нейлоновая модница открыла свои круглые глаза и нежно произнесла два раза:
— Ма-ма! Ма-ма!
Красавице дали имя — Ляля. Она заняла самое лучшее место на диване среди вышитых подушек и сидела, высокомерно подняв голову с прической из шелковых волос. Ляля ни с кем не разговаривала и смотрела в одну точку.
Конечно, она очень воображала, потому что, когда Желтый Медвежонок приветливо обратился к ней, даже не удостоила его взглядом, а только небрежно заметила:
— Говори потише, у меня с дороги голова разболелась.
Игрушки удивились такой невоспитанности, обиделись и с той поры перестали обращать на задаваку внимание.
Только Босоножка не могла успокоиться. Она видела, как нарядную Лялю по утрам берет на руки Наташа, ласково прижимает к себе. Поговорит с ней и снова удобно устроит на диване.
Старенькая Босоножка рядом с Лялей выглядела серенькой и скромной. И потому она становилась день ото дня все задумчивей и печальней. Ей казалось, что она здесь лишняя.
Однажды ночью Босоножка не выдержала и, когда все заснули, приблизилась к Ляле. Тряпичными пальчиками прикоснулась она к ее шелковым волосам.
— Какая я несчастная! — заплакала Босоножка. -Я никогда не имела таких кудряшек, таких открывающихся и закрывающихся глаз, такого платья и шляпы. Меня вечно тащат куда-нибудь играть. А Ляля может целыми днями отдыхать на мягких подушках.
— Что ты хнычешь, облезлая тряпичная кукла! — высокомерно проговорила вдруг Ляля. — Если тебе так плохо, зачем ты здесь живешь? На твоем месте я бы
ушла. Вот возьму и пожалуюсь Наташе, и тебя снова забросят на чердак.
Босоножка испугалась угрозы сердитой Ляли. «В самом деле, вдруг опять окажусь в темноте и пыли? Ведь у Наташи теперь есть другая, новая кукла».
От обиды Босоножка заплакала еще сильней, а когда слез не хватило, вытерла мокрые щеки и задумалась.
— Может быть, убежать? Но куда? — беспокоилась она.
И тут же решила: «Уйду далеко-далеко, в лес, и останусь там».
Никому ничего не сказала Босоножка. Только постояла у кровати Наташи, тяжело вздохнула, а потом влезла на подоконник. Окно было раскрыто.
От высоты у Босоножки закружилась голова. Но она вспомнила о своем горе и спрыгнула вниз.
Тресь! Обломились под ногами стебельки душистого табака. Босоножка испугалась, что кто-нибудь услышит этот шум, и побежала по лунной дорожке все дальше и дальше от своего дома.
…На опушку леса Босоножка вышла, когда над деревьями заалела заря. Только тут она почувствовала, что устала и исколола ноги, потому что в пути потеряла клеенчатые туфельки.
Но вокруг все было так ново и необыкновенно, что к ней вернулось хорошее настроение.
Босоножка вошла в чащу и увидела перед собой на ветке мастера Шелкопряда.
— Здравствуй, Шелкопряд! — окликнула его Босоножка.
— Здравствуй, маленькая! Ты что-нибудь хочешь?
— Да. Не сможешь ли ты соткать мне из своих шелковых ниток платье?
— Отчего же, смогу, — ответил Шелкопряд. — Подойди поближе. — Он снял мерку и начал проворно работать.
Усталая Босоножка присела у пня отдохнуть. Вскоре платье было готово. Оно получилось таким, что ей могла позавидовать модница Ляля.
— Спасибо тебе, Шелкопряд! — поблагодарила кукла великолепного мастера. Взглянула на свои поцарапанные ноги и сказала:
— Мне бы еще туфельки.
— Будут они у тебя, — услыхала Босоножка.
Она оглянулась — на стволе дерева сидела Пушистая Белка с орешком в цепких лапах.
— Держи! — крикнула Белка и ловко бросила вниз две скорлупы расколотого ореха.
Босоножка примерила обновку. Башмачки точь-в-точь были по ноге, прочные, с зелеными кисточками. Таких не имела ни одна кукла на свете.
Лесные обитатели всюду приветливо встречали гостью. Каждый старался ее чем-нибудь порадовать.
Ящерица подарила ей для платья блестящие чешуйки, от которых оно стало еще нарядней. Дятел вырубил из березовой коры ослепительно белые браслеты. Рябина надела ей на шею ожерелье из красных ягод.
Не осталась в долгу и Цапля. Она принесла шляпку-лилию. Исполнилась мечта Босоножки. Она стала такой же нарядной, как Ляля. Кукла села на пенек,
словно на диван. Вместо подушек был мягкий зеленый мох.
Так она сидела час и два. Остромордые ежата резвились вокруг на поляне. Они кувыркались, бегали друг за другом, фыркали, боролись. Ежата звали Босоножку поиграть с ними. Она отказалась, потому что боялась испачкать или помять свое нарядное платье. И зверьки убежали.
Все в лесу были заняты своими делами. Дятел лечил дерево. Шелкопряд сматывал нить в коконы. Белка ускакала запасать на зиму орехи. Цапля улетела к своим детям. Босоножка осталась одна. Ей стало скучно. Она не знала, чем ей заняться, а к безделью не привыкла. Потом ей вспомнился дом, вспомнились игрушки. А что о ней думает Наташа? А Шарик? Наверно, ищут по всему дому.
«Милые мои. Я и не предполагала, что мне без вас будет так грустно, — думала Босоножка. — И зачем мне такое красивое платье, если его не увидит Наташа? Я нехорошая, неблагодарная кукла. Меня сняли с пыльного чердака, заботились обо мне, любили. А я убежала в лес».
Босоножке захотелось скорее вернуться домой. Но это оказалось не так просто. Тропинка потерялась. Вокруг стоял густой молчаливый лес.
«Куда идти?»
Босоножка бросилась напрямик через колючие кусты, туда, где между деревьями проглядывало солнце. Когда она бежала в лес, солнце вставало за спиной. Значит, возвращаться нужно в сторону солнца.
Бедная кукла не знала, что все дальше и дальше уходит от дома. Утром солнышко вставало на востоке, а сейчас, вечером, опускалось к западу.
Трава становилась все гуще и выше, идти стало совсем трудно.
Вдруг подул сильный ветер, неожиданно потемнело. Нависли густые дождевые тучи. Тревожно зашумели деревья и травы, попрятались лесные жители. Сверкнула молния, загрохотал гром. Крупные капли дождя захлопали по листве.
Босоножка заблудилась, промокла насквозь, дрожала от холода.
«Пропала я совсем, — подумала она. — Разве мне плохо было у Наташи?..»
Она спряталась под густую ель. Но и там дождь и ветер доставали ее. С ветки сорвалась колючая шишка и больно ударила по голове. Перепуганная вконец, Босоножка выскочила из-под елки и кинулась куда глаза глядят.
Адетер свистел ей вслед, догонял и хлестал. А дождь все лил и лил, словно хотел утопить беглянку.
За сучок зацепилась и осталась на нем шляпка-лилия. Порывом ветра сорвало и унесло платье. Потоки воды смыли с ног ореховые башмачки.
Забрызганная грязью, продрогшая Босоножка наконец увидела знакомую крышу. Пробежать осталось уже совсем немножко, но кукла вдруг поскользнулась и упала.
Очнулась она от громкого лая и увидела над собой добрую лохматую морду Шарика. Это он, верный ее товарищ, весь день, когда обнаружилась пропажа, не находил себе места и отправился на розыски.
Шарик лизнул ей щеку теплым влажным языком, схватил и принес Босоножку домой.
Больше всех обрадовалась Наташа. Игрушки были довольны возвращением Босоножки, они стали ее расспрашивать наперебой, где она пропадала. Даже надменная Ляля улыбнулась, закрыла и открыла глаза. Втайне она все же завидовала старенькой кукле: Ляля была одинока.
Босоножку почистили, переодели в выстиранное и выглаженное ситцевое платье, заштопали царапины.
А на следующий день Шарик снова, как прежде, тихонько открыл лапой дверь.
И, как прежде, обрадовалась ему Босоножка: друзья дороже блестящих нарядов.
Никаких лесных подарков не осталось у куклы. Да она о них и не жалела.
Только длинными зимними вечерами в теплом игрушечном уголке Босоножка часто рассказывала друзьям о своих необыкновенных приключениях.
Правда, Наташиной маме говорила соседка, что видела, как Босоножку в лес утащила ворона. Люди этому верили. Они думали: не могла же кукла уйти сама!
Ну что ж, пусть так и думают.
Но мы-то с вами знаем всю правду.
В. П. Катаев
ЦВЕТИК-СЕМИЦВЕТИК
Жила девочка Женя. Однажды послала ее мама в магазин за баранками. Купила Женя семь баранок: две баранки с тмином для папы, две баранки с маком для мамы, две баранки с сахаром для себя и одну маленькую розовую баранку для братика Павлика. Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идет, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая собака да все
баранки одну за другой и съела: сначала съела папины с тмином, потом мамины с маком, потом Женины с сахаром. Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур легкие. Обернулась, да уж поздно. Мочалка болтается пустая, а собака последнюю розовую Павликову бараночку доедает, облизывается.
— Ах, вредная собака! — закричала Женя и бросилась ее догонять.
Бежала, бежала, собаку не догнала, только сама заблудилась. Видит — место совсем незнакомое. Больших домов нет, а стоят маленькие домики. Испугалась Женя и заплакала. Вдруг, откуда ни возьмись, старушка.
— Девочка, девочка, почему ты плачешь?
Женя старушке все и рассказала.
Пожалела старушка Женю, привела ее в свой садик и говорит:
— Ничего, не плачь, я тебе помогу. Правда, баранок у меня нет и денег тоже нет, зато растет у меня в садике один цветок, называется «цветик-семицветик», он все
может. Ты, я знаю, девочка хорошая, хоть и любишь зевать по сторонам. Я тебе подарю цветик-семицветик, он все устроит.
С этими словами старушка сорвала с грядки и подала девочке Жене очень красивый цветок вроде ромашки. У него было семь прозрачных лепестков, каждый другого цвета: желтый, красный, зеленый, синий, оранжевый, фиолетовый и голубой.
— Этот цветик, — сказала старушка, — не простой. Он может исполнить все, что ты захочешь. Для этого надо только оторвать один из лепестков, бросить его и сказать:
Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтобы сделалось то-то и то-то. И это тотчас сделается.
89
Женя вежливо поблагодарила старушку, вышла за калитку и тут только вспомнила, что не знает дороги домой. Она захотела вернуться в садик и попросить старушку, чтобы та проводила ее до ближайшего милиционера, но ни садика, ни старушки как не бывало. Что делать? Женя уже собиралась по своему обыкновению заплакать, даже нос наморщила, как гармошку, да вдруг вспомнила про заветный цветок.
— А ну-ка, посмотрим, что это за цветик-семицветик!
Женя поскорее оторвала желтый лепесток, кинула его и сказала:
— Лети, лети, лепесток, Через запад на восток, Через север, через юг, Возвращайся, сделав круг, Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтобы я была дома с баранками!
Не успела она это сказать, как в тот же миг очутилась дома, а в руках — связка баранок!
Женя отдала маме баранки, а сама про себя думает: «Это и вправду замечательный цветок, его непременно надо поставить в самую красивую вазочку!»
Женя была совсем небольшая девочка, поэтому она влезла на стул и потянулась за любимой маминой вазочкой, которая стояла на самой верхней полке.
В это время, как на грех, за окном пролетали вороны. Жене, понятно, тотчас захотелось узнать совершенно точно, сколько ворон — семь или восемь? Она открыла рот и стала считать, загибая пальцы, а вазочка полетела вниз и — бац! — раскололась на мелкие кусочки.
— Ты опять что-то разбила, тяпа! Растяпа! — закричала мама из кухни. — Не мою ли самую любимую вазочку?
— Нет, нет, мамочка, я ничего не разбила. Это тебе послышалось! — закричала Женя, а сама поскорее оторвала красный лепесток, бросила его и прошептала:
— Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтоб мамина любимая вазочка сделалась целая.
Не успела она это сказать, как черепки сами собою поползли друг к другу и стали срастаться.
Мама прибежала из кухни — глядь, а ее любимая вазочка как ни в чем не бывало стоит на своем месте. Мама на всякий случай погрозила Жене пальцем и послала ее гулять во двор.
Пришла Женя во двор, а там мальчики играют в папанинцев: сидят на старых досках, и в песок воткнута палка.
— Мальчики, мальчики, примите меня поиграть!
— Чего захотела! Не видишь — это Северный полюс. Мы девчонок на Северный полюс не берем.
— Какой же это Северный полюс, когда это одни доски?
— Не доски, а льдины. Уходи, не мешай! У нас как раз сильное сжатие.
— Значит, не принимаете?
— Не принимаем. Уходи!
— И не нужно. Я и без вас на Северном полюсе сейчас буду. Только не на таком, как ваш, а на всамделишном. А вам — кошкин хвост!
Женя отошла в сторонку, под ворота, достала заветный цветик-семицветик, оторвала синий лепесток, кинула и сказала:
Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтоб я сейчас же была на Северном полюсе!
Не успела она это сказать, как вдруг, откуда ни возьмись, налетел вихрь, солнце пропало, сделалась страшная ночь, земля закружилась под ногами, как волчок.
Женя, как была в летнем платьице, с голыми ногами, одна-одинешенька оказалась на Северном полюсе, а мороз там сто градусов!
— Ай, мамочка, замерзаю! — закричала Женя и стала плакать, но слезы тут же превратились в сосульки и повисли на носу, как на водосточной трубе.
А тем временем из-за льдины вышли семь белых медведей и прямехонько к девочке, один другого страшнее: первый — нервный, второй — злой, третий -в берете, четвертый — потертый, пятый — помятый, шестой — рябой, седьмой — самый большой.
Не помня себя от страха, Женя схватила обледеневшими пальчиками цветик-семицветик, вырвала зеленый лепесток и закричала что есть мочи:
— Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтоб я сейчас же очутилась опять на нашем дворе!
И в тот же миг она очутилась опять во дворе. А мальчики на нее смотрят и смеются.
— Ну, где же твой Северный полюс?
— Я там была.
— Мы не видели. Докажи!
— Смотрите — у меня еще висит сосулька.
— Это не сосулька, а кошкин хвост! Что, взяла?
Женя обиделась и решила больше с мальчишками не
водиться, а пошла в другой двор водиться с девочка-
ми. Пришла — видит, у девочек разные игрушки. У кого коляска, у кого мячик, у кого прыгалка, у кого трехколесный велосипед, а у одной — большая говорящая кукла в кукольной соломенной шляпке и в кукольных калошках. Взяла Женю досада. Даже глаза от зависти стали желтые, как у козы.
«Ну, — думает, — я вам сейчас покажу, у кого игрушки!» Вынула цветик-семицветик, оторвала оранжевый лепесток, кинула и сказала:
— Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтобы все игрушки, какие есть на свете, были мои!
И в тот же миг, откуда ни возьмись, со всех сторон повалили к Жене игрушки.
Первыми, конечно, прибежали куклы, громко хлопая глазами и пища без передышки: «папа-мама», «папа-мама». Женя сначала очень обрадовалась, но кукол оказалось так много, что они сразу заполнили весь двор, переулок, две улицы и половину площади. Невозможно было сделать шагу, чтобы не наступить на куклу. Вокруг, представляете себе, какой шум могут
поднять пять миллионов говорящих кукол? А их было никак не меньше. И то это были только московские куклы. А куклы из Ленинграда, Харькова, Киева, Львова и других советских городов еще не успели добежать и галдели, как попугаи, по всем дорогам Советского Союза. Женя даже слегка испугалась. Но это было только начало. За куклами сами собой покатились мячики, шарики, самокаты, трехколесные велосипеды, тракторы, автомобили, танки, танкетки, пушки. Прыгалки ползли по земле, как ужи, путаясь под нога-
ми и заставляя нервных кукол пищать еще громче. По воздуху летели миллионы игрушечных самолетов, дирижаблей, планеров. С неба, как тюльпаны, сыпались ватные парашютисты, повисая на телефонных проводах и деревьях.
Движение в городе остановилось. Постовые милиционеры влезли на фонари и не знали, что им делать.
— Довольно, довольно! — в ужасе закричала Женя, хватаясь за голову. — Будет! Что вы, что вы! Мне совсем не надо столько игрушек. Я пошутила. Я боюсь…
Но не тут-то было! Игрушки все валили и валили. Кончились советские, начались американские.
Уже весь город был завален до самых крыш игрушками.
Женя по лестнице — игрушки за ней. Женя на балкон — игрушки за ней. Женя на чердак — игрушки за ней. Женя выскочила на крышу, поскорее оторвала фиолетовый лепесток, кинула и быстро крикнула:
— Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтоб игрушки поскорей убирались обратно в магазины.
И тотчас все игрушки исчезли.
Посмотрела Женя на свой цветик-семицветик и видит, что остался всего один лепесток.
— Вот так штука! Шесть лепестков, оказывается, потратила, и никакого удовольствия. Ну, ничего. Вперед буду умнее.
Пошла она на улицу, идет и думает:
«Чего бы мне еще все-таки велеть? Велю-ка я себе, пожалуй, два кило «Мишек». Нет, лучше два кило «Прозрачных». Или нет… Лучше сделаю так: велю полкило «Мишек», полкило «Прозрачных», сто граммов халвы, сто граммов орехов и еще, куда ни шло, одну розовую баранку для Павлика. А что толку? Ну, допустим, все это я велю и съем. И ничего
не останется. Нет, велю я себе лучше трехколесный велосипед. Хотя зачем? Ну, покатаюсь, а потом что? Еще, чего доброго, мальчишки отнимут. Пожалуй, и поколотят! Нет. Лучше я себе велю билет в кино или в цирк. Там все-таки весело. А может быть, велеть лучше новые сандалеты? Тоже не хуже цирка. Хотя, по правде сказать, какой толк в новых сандалетах?! Можно велеть чего-нибудь еще гораздо лучше. Главное, не надо торопиться».
Рассуждая таким образом, Женя вдруг увидела превосходного мальчика, который сидел на лавочке у ворот. У него были большие синие глаза, веселые, но смирные. Мальчик был очень симпатичный — сразу видно, что не драчун, — и Жене захотелось с ним познакомиться. Девочка без всякого страха подошла к нему так близко, что в каждом его зрачке очень ясно увидела свое лицо с двумя косичками, разложенными по плечам.
— Мальчик, мальчик, как тебя зовут?
— Витя. А тебя как?
— Женя. Давай играть в салки?
— Не могу. Я хромой.
И Женя увидела его ногу в уродливом башмаке на очень толстой подошве.
— Как жалко! — сказала Женя. — Ты мне очень понравился, и я бы с большим удовольствием побегала с тобой.
— Ты мне тоже очень нравишься, и я бы тоже с большим удовольствием побегал с тобой, но, к сожалению,
это невозможно. Ничего не поделаешь. Это на всю жизнь.
— Ах, какие пустяки ты говоришь, мальчик! — воскликнула Женя и вынула из кармана свой заветный цветик-семицветик. — Гляди! — С этими словами девочка бережно оторвала последний голубой лепесток, на минуту прижала его к глазам, затем разжала пальцы и запела тонким голоском, дрожащим от счастья:
— Лети, лети, лепесток, Через запад на восток, Через север, через юг, Возвращайся, сделав круг, Лишь коснешься ты земли -Быть по-моему вели.
Вели, чтобы Витя был здоров!
И в ту же минуту мальчик вскочил со скамьи, стал играть с Женей в салки и бегал так хорошо, что девочка не могла его догнать, как ни старалась.

СОДЕРЖАНИЕ
В. П. Катаев
Дудочка и кувшинчик
Г. В. Лебедева
Как Маша поссорилась с подушкой
Г. В. Лебедева
Одуванчик
Г. А. Каменная
Приключения старой куклы
В. П. Катаев
Цветик-семицветик

В книгу вошли сказочные повести и рассказы замечательных российских писателей В. Катаева, Г. Лебедевой, Г. Каменной.
Прочитайте вашему малышу эту книгу!